Я осторожно дотронулась на дверной ручки, опасаясь малейшего шороха, способного выдать мое присутствие. Потом так же осторожно потянула ее на себя, но на этом моя «лафа» кончилась — дверь заскрипела. Теперь только глухой мог не узнать о том, что в подсобке кто-то есть. Я присела на корточки, интуитивно пряча голову где-то в районе колен, наверное, подражая примеру маленьких детей или страусов, наивно думающих, что, спрятав глаза и голову, они станут невидимыми для врагов. Вот до чего докатилась великая «сыщица» Таня Иванова! Стыд и позор на ее голову!
Отвлекая себя подобными прибаутками, которые обычно лезут мне в голову в минуты опасности, я старалась переждать эти трудные и, я бы даже сказала, критические секунды. Но прошла минута, о чем свидетельствовали толстые черные стрелки моих новеньких часов, подаренных самой себе на день рождения, а собеседники так и не удосужились приподняться со своих стульев и пойти на поиски нарушителя их спокойствия.
А-а, наверное, эти оболтусы уверены в том, что в кафе остался обслуживающий персонал, поэтому и не суетятся. Или они так увлечены своей приватной беседой, что забыли обо всем мире и слушают только друг друга?
Снова набравшись смелости и отбросив мысли об опасности, я еще на сантиметр приоткрыла дверь, придвинулась к ней ближе и наконец-то достигла долгожданного результата. Я слышала все, что говорили эти двое! Главной задачей было запомнить все их слова, «переработать» информацию можно и потом уж применить ее в дело.
— Деньги скоро станут твоими? — почти по слогам выговорил свой вопрос собеседник Заревича.
— Ну сколько можно повторять? — стараясь держать себя в руках, отвечал милейший Виктор Петрович. — Я же сказал: ждать осталось совсем немного. Сомов уже сидит. Все улики против него. Мы работаем над тем, чтобы его женушка перевела все деньги на свое имя. И тогда мы с вами заживем!
Даже в соседней комнате я почувствовала, с каким вдохновением Заревич произнес последние слова. Так обычно говорят только те, кто предчувствует, что заветный час близок и их мечта наконец исполнится.
Сначала я подумала о том, что у Заревича действительно есть резон радоваться переходу доли Сомова в руки Гольстера. Но потом в моей голове возник совершенно правомерный в этой ситуации вопрос: а почему, собственно, этому факту радуется Заревич? Что ему от разорения Иннокентия? Обогатится его шеф, вот и все. А сам-то он что от этого получит? Даже если Заревич условился с Гольстером на получение определенного процента за помощь в «потоплении» Сомова, то почему он сидит в этом кафе и докладывает о своих делах какому-то подозрительному типу с очень некультурной, а точнее сказать — с бандитской внешностью?