— Он был один? — спросил капитан.
— Когда я шёл сюда, мне встретились двое каких-то мужчин, спускающихся по лестнице, — ответил Рыжий Колян.
— Вы сможете их описать?
— Я их и не разглядел даже… Откуда мне было знать, что это грабители?
— Да-да, я тоже слышала, как хлопнула входная дверь, когда этот грабитель запер нас в ванной, — тут же подхватила Катерина и кулаком погрозила Серафиму. — У-у, проклятый!.. Вовремя вы подоспели, товарищ капитан: убить нас хотел, с ребёночком убить! Ух ты, ворюга… — она снова всхлипнула.
Серафим попытался оправдаться, объяснить, что он вовсе не грабитель и не убивец:
— Понимаете, товарищ капитан, я проходил мимо дома и ко мне за помощью обратилась несчастная мать, случайно захлопнувшая дверь своей квартиры… Я и согласился помочь… Вы пригласите её: она и подтвердит сказанное мною…
— Кого пригласить? — деловито спросил капитан.
— Мать ребёнка Сашеньки, это она на улице умоляла о помощи, просила открыть дверь…
— Мать ребёнка, которого, кстати, зовут Никита, сейчас находится на работе, — всхлипывая, возразила Катерина. — А за ребёнком присматриваю я, его нянечка, но я никого не просила открыть дверь, и на улице я не могла оказаться потому, что была в ванной, Никиту купала…
Серафим ещё раз пытался все объяснить, но его никто не слушал, более того, всякий раз обрывали, не давая говорить.
Тут же, в присутствии понятых, предусмотрительно приглашённых капитаном, Серафима обыскали и конечно же обнаружили в кармане две старинные монеты, ловко подкинутые Рыжим Коляном.
— Откуда у вас эти старинные монеты? — спросил капитан Серафима.
— Не знаю… это не мои монеты, — растерянно проговорил Серафим.
— Это ваши монеты? — обратился капитан Будалов к все ещё напуганной Катерине.
— Что вы? Откуда? Конечно же не мои… — растерянно протянула она. — Это хозяин мой собирает… коллекция у него!
— А вы кто?
— Я уже говорила: я нянечка их сыночка Никиты, — Катерина прижала малыша к своей груди. — Ах, ты, ворюга несчастный! Убивец, проклятый! — почти тут же взвизгнула она и, если бы не ребёнок, точно вцепилась бы в волосы Серафима.
Серафим был настолько ошарашен всем происшедшим, что на него накатила какая-то апатия: не хотелось ни о чём думать, ни предпринимать никаких усилий, чтобы что-то доказывать этим бездушным, совершенно бесчувственным людям, которые ничего не хотели и не хотят слушать. Ему казалось, что весь мир восстал против него, и Серафим ушёл в себя, замкнулся.
Капитана Будалова поведение Серафима вполне устраивало, и он, быстро составив протокол, обратился к задержанному: