Дневники (Эфрон) - страница 11

В школе дела неплохи. Успешно окончил 3-ю четверть, хотя было очень трудно; сдал Всевобуч (самое наитруднейшее для меня).

В Ташкенте живет Ахматова, окруженная неустанными заботами и почтением всех, и особенно А. Толстого, живут Погодин, Толстой, Уткин, Лавренев; приехал из Уфы Корнелий Зелинский, сейчас же поспешивший мне объяснить, что инцидент с книгой М.

И. был "недоразумением" и т. д., я его великодушно "простил". Впрочем, он до того закончен и совершенен в своем роде, что мы с ним в наилучших отношениях, - а ведь он очень умный человек.

Итак, пока учусь; там - видно будет:." Измаил Музафаров, с которым Мур учился в одном классе, писал, что Мур всячески избегал мальчишеских ссор, драчек и отходил в сторону, чураясь столкновений. Он не любил сборищ, когда собирался весь класс, и предпочитал "тесный круг друзей".

Но были ли у Мура друзья? Умел ли он дружить? В дневнике у него часто упоминается имя Измаила, он бывал у него в доме. Сестра Измаила вспоминала, как Мур появился у них впервые в отличном пиджаке, но когда снял пиджак, то обнаружилось, что подкладка вся висела на ниточке - вся была изорвана. Он ходил в начищенных до блеска башмаках, а подметка была проношена до дыр. Мур часто бывал с Измаилом в театре, куда мать последнего доставала бесплатные контрамарки.

Мур встречал Новый, 1942, год вместе с ним и его двоюродным братом, как вспоминает Измаил. Но вот что писал Мур:

"Друзей и товарищей ни в школе, ни в другой среде нет. Школа - очень плохая, так что это понятно, "интеллигенты" же (молодые) неимоверно скучны и, главное, плоско и несамостоятельно мыслят… Так что "поле действия" мое крайне узко.

Впрочем, не жалуюсь ничуть и довольствуюсь компанией "взрослых высоколобых" и своей собственной…" "Живу крайне скучно; впрочем, как всегда это было…" - мотив скуки не раз возникает в его письмах, - ему скучно и со школьниками, и с молодыми интеллектуалами, и с писателями. Он, собственно говоря, повторяет свою мать. Ей ведь тоже почти всегда было скучно: в любой компании, в любой среде она чувствовала себя одинокой. Да, она увлекалась людьми, но увлекалась- то она не теми, какими эти люди были, а теми, какими она их сама создавала для себя, а Мур этого не умеет и страдает от этого! Он пишет Муле: "Исключительно тяжело одному - а ведь я совсем один. Все-таки я слишком рано был брошен в море одиночества.

Ведь в Ташкенте я ни с кем не сблизился. Очень много людей неплохо ко мне относятся, знакомых тоже много, 3- 4 человека конкретно мне помогли и еще помогут, но близких, родных по духу - никого. Так хочется кого-нибудь полюбить, что-то делать ради кого-нибудь, кого-то уважать, даже кем-нибудь просто заинтересоваться - а некем. Все какие-то чрезмерно понятные, чрезмерно пресные люди…" Уходя - неизбежно - в глубину одиночества, Мур много читает, пишет - вообщем, "покоряет Эвересты", завещанные Мариной. Его дневник полон имен: "Достоевского, Грина, сейчас с удовольствием читаю замечательную книгу Кронина "Цитадель" (перевод с английского). Сам много пишу, преимущественно стихов, так, пробы ради. Принялся за фундаментальное изучение правил французской грамматики; собираюсь вновь заняться изучением английского языка, это необходимо. Одно время занимался практикой французского языка с madame Толстой: она премилая женщина…" Он читает "Золя, Чехова и, конечно, любимого Малларме и компанию (Бодлер, Верлен, Валери, Готье)". Грустит по Столешникову переулку, где помещалась тогда библиотека иностранной литературы: в Ташкенте трудно доставать французские книги.