В пыльных архивах центрального елабужского ЗАГСа сохранилась бумага, в которой Георгий Сергеевич Эфрон просит о разрешении "похорон своей матери, Цветаевой Марины Ивановны, умершей тридцать первого августа 1941 года, в результате асфиксии (суицид)." Приложено и свидетельство о смерти, заверенное врачом первой городской больницы Елабуги. Косвенным фактом присутствия Мура на похоронах было, на мой взгляд и то, что там были и все его немногие друзья, например, Вадим Сикорский.
Просто потрясенная память сгладила восприятие присутствия Мура у всех зрительно - каждый из них пребывал в шоковом состоянии: они даже забыли принести цветы. 4 сентября Мур приезжает в Чистополь, останавливается у Асеевых, а уже 10 сентября он оказался в Чистопольском доме - интернате.
"Там он все время был на людях,- пишет Мария Белкина в своей книге "Скрещение судеб", - к чему вовсе не привык, - столько детей всех возрастов, воспитательницы, учителя, все время чей-нибудь любопытствующий, изучающий взгляд…
Он так выделялся среди этих мальчишек и девчонок, так не подходил к их компании, и потом - все знали необычность его судьбы, его трагедию, и он знал, что все это знали, и еще больше замыкался.
Мур слонялся неприкаянный, одинокий, чужой всем, с утра уже в тщательно начищенных башмаках, в костюме, при галстуке, аккуратно причесанный. Он очень следил за своей внешностью, а все вокруг были нестриженые, кое-как одетые, у всех были какие-то общие интересы, дружбы, драчки, склочки, свои дела, а он был слишком не их, слишком взрослым для них. В школе на уроках он скучал и оживлялся только, когда начинал кому-нибудь из мальчишек - на девчонок он вообще не обращал внимания - рассказывать о Париже. Он ходил к Асееву, тот читал ему главы своей новой поэмы. В дневнике Мур отметил, что поэма Асеева - хорошая.
Стали набирать учеников в школы ФЗО - не хватало рабочих на фабриках и заводах.
В интернат пришли выяснять, кому из мальчишек и девчонок уже 16 лет, у кого есть паспорт. У Мура паспорт был, но Анна Зиновьевна Стронова -директор интерната - скрыла эт,о и сказала Муру, что он может не тревожиться: она не отдаст его в ФЗО и он будет продолжать учиться в общеобразовательной школе." Он тосковал по матери, но прятал эту острую, гложущую, безмерную тоску, глубоко в себя, сам себе в ней боялся сознаться. Холодные, чересчур спокойные строчки его дневника. - не здесь ли ранимость, уязвленность, в этих чересчур взрослых строчках?
" 19 сентября 1941 года "Льет дождь. Думаю купить сапоги. Грязь страшная.
Страшно все надоело. Что сейчас бы делал с мамой? Au fond* (действительно, точно, в сущности - фр. - автор) она совершенно правильно поступила, дальше было бы позорное существование. Конечно, авторучки стащили. Пришла открытка от В.