Фурманов бросал быстрые взгляды на своих спутников:
"Кажется, проняло их. Не могло не пронять. Не зря все-таки я привез их!"
- Исторических личностей, - продолжал развивать свою мысль тот, что не носил галстуков, - исторических личностей надо изображать монументально, без излишних подробностей. Ты не согласен?
Фурманов подбирал слова, чтобы ответить не слишком резко, но в то же время решительно. Ему хотелось сказать, что крупного масштаба люди обычно бывают просты, скромны, а ходульны только ничтожества, что народ почитает тех, кто ему служит всей душой, что большие дела совершаются зачастую внешне неэффектно, без фанфар...
Вместо этого он сказал:
- Видишь ли... В одном ты прав - это насчет перспективности: конечно, полностью оценят и поймут нашу эпоху только в дальнейшем, следующие поколения. Грандиозно все это, сразу не обозреть!
- А может быть, всегда так? Может, каждую эпоху оценивают позднее? осторожно заметил один из рапповцев.
- Я часто думаю, - заговорил второй, - вы только не придирайтесь к словам, мне очень трудно это выразить... Вот мы всегда говорим, что боремся ради светлого будущего, ради счастья наших детей... Конечно, для будущего! Но будущее-то никогда не переведется? Мы хотим, чтобы следующим поколениям жилось лучше, а как получится? Не придут ли у них новые беды? А? Могут ведь прийти?
- Что-то ты мудреное говоришь и даже сам запутался, - улыбнулся Фурманов. - Ну, ну? Будущее... И что же?
- Я только хочу сказать: мы боремся потому, что не можем не бороться. Так повелевают наши убеждения. И в этом наше - не чье-то, а именно наше счастье. Вырастет новое поколение, и целью у него будет продолжение борьбы за устроение жизни. Значит, опять за лучшее будущее? Ведь так?
"Расшевелил, определенно расшевелил!" - подумал опять Фурманов, почти не слушая и не вникая, о чем его спрашивают. И сказал, следуя своим каким-то мыслям:
- В общем, довольны поездкой? То-то! Но мы уже пришли, и надо справиться, когда будет поезд.
Вышедшие от Фрунзе вместе с писателями Котовский и Сиротинский сразу же распрощались с ними, сказав, что им не по пути.
- Пройдемся немного, уж больно ночь хороша, - предложил Котовский.
И они пошли, звонко печатая шаги по харьковским тротуарам, с наслаждением вдыхая прохладу ночи и тихо переговариваясь.
Была та умиротворенная осенняя пора, когда воздух вкусен, как спелый арбуз, когда выпекают пышный хлеб из нового урожая, когда пахнет антоновскими яблоками, липовым медом и крепким взваром, приготовленным из сушеных груш.
Оба - и Котовский, и Сиротинский - полны были сил, полны желания созидать, устраивать жизнь. Все у них складывалось удачно, у обоих были широкие планы, точные и нужные дела и обязанности. Обоим нравилось жить.