- Нет, у меня не такие длинные уши, как у некоторых... Твой азнаур Микеладзе вчера моему лазутчику в придорожном духане проговорился. И даже хвастал, что Саакадзе обещал освободить его от скупого и неприятного князя.
Андукапар злорадно смеялся: согласный во всем с Шадиманом, он кипел ненавистью к изменникам сословия.
Липарит силился скрыть гнев. С некоторых пор он стал остерегаться Квели Церетели, явного лазутчика Саакадзе. Страх попасть снова под влияние опасного и бессильного сейчас Шадимана, узника в своей Марабде, вынудил князя Липарита сдержанно сказать, что если Великому Моурави потребуются еще азнауры, он, светлейший Липарит, тоже с удовольствием предоставит, ибо Саакадзе не себе берет, а царству.
- Не для снятия ли рогаток на княжеских землях нужны Саакадзе азнауры? - спросил язвительно Шадиман.
Этот вопрос для князей был самым тяжелым.
Такая разорительная для владетелей мера обогащала мелкоземельных азнауров, особенно крестьян. Но князьям важнее было спасти свои обширные владения с их пастбищами, лесами, фруктовыми садами, виноградниками, красильнями, давильнями, мельницами и маслобойнями. "А с новыми ливнями, думали они, - могут вернуться и рогатки". Саакадзе молчал, а Мухран-батони уже дважды затевал разговор о рогатках, которые, по его понятию, мешают развитию внутренней торговли и хозяйству.
Шадиман внимательно слушал. Позор! Князья начинают походить на рабов!
- Знаете, доблестные, если в рогатках уступите, все покатится вниз.
- Ужаснулся и я сначала, но Саакадзе попросил список убытков, понесенных от войн с шахом, и разделил трофеи между князьями и церковью, заметил Джавахишвили.
- Молодец Саакадзе: дал яблоко, взял яблоню!
- Любезный Шадиман, Моурави старается не для себя. Уже доказал, - в цари не пошел, добычей не воспользовался, сыном пожертвовал... А мы чем пожертвовали? Моя княгиня права: потомство нас осудит, если в тяжелый день царству не поможем.
- Ты ли это говоришь, Фиран Амилахвари? Не твой ли брат, отважный Андукапар, заперт узурпатором, как преступник, в замке Арша? Ты, мой зять, был исконным врагом плебея из Носте.
- Был, а теперь раздумал. Моего же брата открыто обвиняю, что он больше о своей особе хлопочет, чем о фамилии. Тот, кто не сумеет войти в доверие Моурави, будет тащиться за колесницей победителя.
- А ты, мой младший брат, - вскипел Андукапар, - страдалец за честь фамильных знамен, уже тащишься... только не за колесницей, а за ишаком победителя.
Шадиман в растущем смятении наблюдал за перепуганными, не доверяющими друг другу князьями.