— Хлестче, хлестче замах… и лезвие сразу вверх, «крабьим листом»!
Приостановившись, Трой пригляделся и узнал ту связку, которую сам отрабатывал днем. После чего ему захотелось броситься к своему костру вприпрыжку…
Однажды, когда они, как обычно, махали мечами и топорами, то рубя воображаемого противника, то от души охаживая иссеченную колоду, гном вдруг резко остановился и сердито прорычал:
— Все, надоело! Тыкаем туда-сюда, будто щенки. А надо работать совсем не так. Вот смотрите. — Он кивнул товарищам, чтобы внимательно следили за его командами. — Работаем «дорожку».
— Чего? — непонятливо переспросил крестьянин.
— Встали в «ежа», говорю, быстро! — свирепо рявкнул гном и, когда все быстро заняли свои места, продолжил уже деловым тоном: — Атака идет слева на две ладони, ты бьешь сюда. Сверху. — Он выбросил здоровую руку с секирой. Мечник понимающе кивнул и сымитировал удар.
— Ага, — кивнул Гмалин, — пойдет. Если ты попал, то тот урод, который на нас пер, упадет вправо. А потому следующий появится отсюда. И тут его встречаю я. — Гном ловко махнул секирой. — Значит, следующий…
Тут Трой, как-то сразу врубившийся в то, о чем говорит гном, выкрикнул:
— Арил, щит выше и левее! — и лихо рубанул двуручником. Гном удовлетворенно кивнул…
Следующие два дня они пытались разучить то, что гном называл «дорожка». Сначала выходило не очень. Максимум, на что их хватало, это три-четыре шага, затем кто-то сбивался — крестьянин цеплял за шлем стрелка, или мечник делал слишком большой замах, отчего Трою приходилось отскакивать на пару шагов назад, и «еж» рассыпался. Но с каждым днем у них получалось все лучше и лучше…
Спустя десять дней на вечерней тренировке они как-то неожиданно поймали темп и ринулись вперед, буквально кожей чувствуя, что и как делать. На шестнадцатом шаге у Троя екнуло под ложечкой. До сих пор их рекорд был — семь шагов, но они шли и шли вперед. Лезвия клинков со свистом рассекали воздух, щиты в руках стрелка и гнома, скрежеща краями, ходили вверх-вниз, парируя вероятные удары, а ноги всех пятерых гулко бухали в утоптанную землю. На пути попалась палатка соседнего десятка — они снесли ее, затем костер — они прошли сквозь него, снеся треногу с котлом. Люди улетали с пути этого многорукого чудовища, которым они себя ощущали, с ошарашенными лицами…
Когда они, тяжело дыша, повалились в траву, Трой счастливо выдохнул:
— Сорок два.
— Чего? — переспросил гном.
— Сорок два шага!
И тут чей-то тихий голос поправил:
— Сорок три.
Трой повернул голову на звук этого голоса и замер. Вокруг них столпилась едва ли не половина лагеря. Наемники стояли и смотрели на пятерых валявшихся на земле сотоварищей. Молча. С озадаченными или, скорее, ошеломленными лицами. А впереди всех, прямо рядом с ними, стоял сотник. Трой суетливо вскочил, набрал воздух в легкие и… взглянув через плечо, увидел снесенные палатки, опрокинутую треногу и все остальное, что они только что натворили. Трой потупился. Воздух покинул легкие, с легким шипением пройдя сквозь стиснутые зубы. Сапоги сотника постояли еще, развернулись и двинулись прочь. Трой, вскинув голову, проводил Даргола отчаянным взглядом, шмякнулся на траву и обхватил колени руками. Тут над его ухом раздался хриплый голос гнома: