Ругир усмехнулся.
— За это не бойся. И сам я никуда отсюда уходить не собираюсь, и парней на такое дело подбивать не буду. И вообще, как ты думаешь, староста, почему я за все эти годы никому и ничего не рассказывал о своей прошлой жизни. Ты же не думаешь, что мне нечего рассказать?
Староста нахмурился.
— Мгум… ну…
— Именно потому, что в рассказах это всегда выглядит намного привлекательнее, чем на самом деле. А уж мне-то есть о чем рассказать. Ты, наверное, слышал об отряде наемников, который во время Картолернского похода захватил мост Вознесения и держался почти трое суток? Я был в этом отряде. А о Большой охоте на Темных графа Илмера? Я в ней участвовал. О-о, мальчишки слушали бы меня развесив уши. А я чувствовал бы себя самым крутым парнем в нашей деревне. — Ругир мечтательно закатил глаза, потом резко открыл и упер в старосту тяжелый взгляд. — Правда, лишь до того самого момента, пока кто-нибудь из мальчишек, а может быть, двое, трое, пятеро… не сбежали бы из деревни в большой мир, навстречу подвигам и славе, а потом мы отыскали бы их изуродованные тела в паре дней пути отсюда у Одинокой горы или Сумрачного урочища… Поэтому я молчу.
Староста кивнул.
— Мгум, вот я и говорю…
— Только… — не дал ему закончить Ругир, — одних можно уберечь от этого, а других нет. Потому что это СУДЬБА. И, сдается мне, эта самая судьба, пусть и не слишком скоро, но уведет от нас Троя. И единственное, что мы можем сделать, это получше подготовить его к тому, с чем он повстречается далеко за околицей деревни. Поэтому прости, староста, но давай решим так: я по-прежнему буду молчать, а ты не будешь мешать мне заниматься с Троем…
К весне Трой уже мог десять раз подтянуться на ветке, свободно доставал пяткой подбородок и отжимался на каждой руке по четыре раза. Однако Ругир был недоволен.
— Слишком уж быстро ты растешь. Боюсь, не получится из тебя настоящего аль-харай.
— Почему это? — обиделся Трой. Но Ругир только молча покачал головой.
После сева Ругир отпросился у старосты и, прихватив Троя на пару с Тристаном, ушел к дальним болотам. Там были срублены зимники — земляные избушки, в которых мужики и старшие дети жили с начала уборки урожая и, почитай, до самого Хлойна — дня, когда окончательно пробуждается темная нежить и темные твари вступают в самую силу. Трой кроме своей доли припасов, обливаясь потом, волок еще грубо сделанный меч из сырого железа и тяжеленное лезвие топора длиною с его локоть, которые выковал сам под руководством Тристана. Впрочем, инициатором сего мероприятия все равно был Ругир. В очередной раз окинув Троя критическим взглядом, он тяжело вздохнул и глубокомысленно произнес: