— Не разочаровывай молодежь.
— Не буду.
На втором этаже Максаков наткнулся на Шохина. Тот сосредоточенно несся куда-то со своими операми-старшеклассниками .
— Что там у вас по грабежу красного дерева?
— Работаем, прошелестел Саня. — Вроде и хочется этому уроду поколоться, а боится. Сторож со стоянки, похоже, в доле.
— Давай-давай, — подбодрил его Максаков, в душе понимая, что для Шохина выглядит просто еще одним временным руководителем, требующим результата.
На улице снова подморозило. Он не надел пальто, и мороз ощутимо прихватывал сквозь одежду. Выпавший днем снег весь куда-то пропал, и лишь редко где мелькал серебристыми прогалинами. Земля была темной, твердой и звонкой, как закаленное стекло. Ему показалось, что вокруг темнее, чем обычно, пока он не заметил, что уличные фонари горят через два на третий. Часового не было, наверное, пошел греться. Мысленно матеря старшину за то, что перекрыли проход в главное здание через подвал, Максаков вынырнул из арки и повернул направо. Ему показалось, что какая-то фигура отделилась от темной стены напротив и двинулась параллельно с ним. Он резко остановился. По идее, человек должен был войти в свет окон зубной поликлиники, но этого не произошло. Такое было впечатление, что он намеренно остановился на темном отрезке стены и ждал. Снова стало липко-беспокойно. Холод сковывал спину. По улице брели люди, но Максакову казалось, что город пуст и погружен во мрак. Глаза заныли от попытки пронзить сгустки тьмы. Он ругнул сам себя, тронул локтем рукоять «пээма» и решительно двинулся через улицу. Впереди что-то шевельнулось и скрипнуло. Максаков хорошо знал этот дом. Он много лет ходил мимо. Прямо перед ним находилась парадная с тяжелой расщепленной дверью. Он подошел к ней и осмотрелся. Никого. Метрах в двадцати женщина тащила авоськи и ребенка. Дверь скрипнула и приоткрылась. Он осторожно заглянул внутрь. Света практически не было, лишь слабое свечение пробивалось с верхних этажей. По лестнице кто-то топотал, спускаясь. Максаков сунул рапорт в зубы и потянулся за пистолетом. Лицо, уши, руки щипал мороз. Он застыл в проеме двери. На угадываемом верхнем конце первого лестничного пролета блеснули две точки. Зашуршало, и ротвейлер-подросток проскочил у него под ногами. Он отпрянул и едва не упал. Вслед за собакой появился худой мужик в очках и дурацком желтом «петушке». Он подозрительно-удивленно воззрился на Максакова.
— Никого на лестнице не встретили? — Тот потянулся за ксивой.
— Нет.
— Парадная же не проходная?
— Нет.
— А подвал есть?