— Ну, так как? — спросил Грандель.
— Вы еще пожалеете об этом! — взорвался Табор.
— Если вам больше нечего сказать, можете идти, — рассмеялся Грандель.
Задохнувшись от злости, Табор бросился к двери, но властный окрик Гранделя остановил его на пороге.
— Подождите, милейший! Если вы вернетесь без денег, прекрасная Леора вряд ли встретит вас с распростертыми объятьями. Неужели вы думаете, будто таким, как она, нужна только любовь?
— Чем красивее женщина, поверьте моему опыту, — захихикал маркиз, тем больше опасность, что она сбежит с другим. Против этого есть лишь одно средство, хе-хе-хе…
Грандель снова достал бумажник и бросил на стол две запечатанные пачки денег. На банковских лентах стояли большие черные цифры «1000». От этого зрелища индюшачье лицо Веркруиза слегка вытянулось.
— За одну минуту вы можете заработать тысячу, а то и две, — протянул Грандель. Табор оставался на месте. На стол упала третья пачка. — Давайте поговорим как два человека, у которых нет причин ненавидеть друг друга.
Табор медленно, будто во сне, подошел к столу.
Грандель взял его под руку и повел к стеклянной двери в конце залы.
— Первое, что мне хотелось бы узнать, — антиквар понизил голос, каким образом и от кого вы узнали, что я продал вашу копию Джотто как оригинал?
— Я… спросите что-нибудь другое.
— После того как я получил письмо, в котором вы угрожали мне сообщить обо всем Мажене, я не отреагировал…
— Вы отреагировали! — Табор вышел из себя. — Вы убили его, потому что не могли достать меня и опасались, что я расскажу ему, как вы обманули его с копией! Теперь вы хотите убрать с дороги меня, но тут вы просчитались! Я всем рассказал, что…
— Не кричите так громко! Этот старый осел может услышать разговор, и тогда нашу сделку можно считать несостоявшейся. С моим первым вопросом связаны еще два: кому пришла идея с портретом двух баб? Кто рассказал вам о них? Плачу сразу и наличными.
— Двадцать тысяч — и я скажу вам.
Табор казался самому себе жалким ничтожеством, доносчиком, предателем, но ему нужны были деньги, без денег все рушилось.
— Три тысячи.
— Я сказал — двадцать тысяч.
— Хорошо, пять тысяч.
— Десять тысяч, не меньше.
Неожиданно в памяти Гранделя всплыло серое, нарочито-бесстрастное лицо, маска, за которой, он знал, скрывалась лютая ненависть к нему.
— Десять тысяч? — протяжно произнес Грандель. — Ни одного су. Я сам назову вам имя. Пьязенна!
— Как… каким образом?..
— А теперь проваливайте отсюда!
Табор попытался достать пистолет, но от волнения замешкался, и тут Грандель нанес ему удар по локтю маленькой бронзовой статуэткой, которую схватил с этажерки. Художник закричал от боли.