Впрочем, за переворотами да реформами у государства Российского — а после Петра церковь окончательно превратилась в одну из его контор, так сказать, "министерство духовного окормления" — долго не доходили руки до этой задачи.
Так что всерьёз за "евангелизацию русской деревни" — напомню, что ещё в начале XX века в городах жило едва ли 15% жителей страны — церковь и государство взялись лишь в XIX веке.
Заодно и исследования этнографов открыли образованной публике глаза на то, во что же по-настоящему верит тот русский мужик, из которого славянофилы поторопились намалевать икону христианских добродетелей.
Итоги были неутешительными. О ярких проявлениях фактического язычества русской деревни я много говорил в предисловии, не стану повторяться. Но и христианство у русского мужика было… нехристианским, если так можно выразиться.
В церквях не проповедовали — там служили службы. Ни секунды не интересуясь догматами, крестьянин сосредоточил веру в ритуале. Это было, фактически, православное идолопоклонство — обрядоверие, как называли его церковные публицисты.
Из-под палки научившийся кланяться иконам, креститься и целовать руку священнику, русский мужик за века после крещения не продвинулся в понимании христианства. Это не моё мнение, это не "атеистическая пропаганда" советских воинствующих безбожников, это не сочинения марксистов или Народников — это оценка дореволюционных церковных православных публицистов.
"Обрядоверие, — писал автор статьи "К вопросу о веротерпимости", — душа русского простолюдина" (Странник, 1905, № 3).
"Русский народ ничего не понимает в своей религии… он смешивает бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество… Доктрины христианства ему совершенно неизвестны" (Миссионерское обозрение, 1902, т. II, с. 34).
"Наш простолюдин объят непроглядною тьмою религиозного невежества, он порою ничего не понимает ни в исповедуемой вере, ни в совершающемся перед ним богослужении" (Церковный голос, 1906, № 46, с. 1256).
"Едва ли можно найти исповедников другой религии, которые бы так плохо понимали свою веру, как именно сыны православной церкви. Незнание нашим народом догматики христианства — факт, который едва ли кем будет оспариваться" (Церковно-общественный вестник, 1913, № 25, с. 2).
Товарищ обер-прокурора Святейшего синода писал в те годы, что православие в России держится лишь усилиями его казённого ведомства. Не проповедями, не тягой русского народа к христианству, а усилиями чиновников.
Если мы уйдём, писал он, просвещённое общество уйдёт в католики, а крестьяне подадутся в раскол. Ну, если под расколом понимать то самое деревенское "христианство", то всё правильно — хотя о просвещённом обществе он, право же, слишком хорошо думал!