Грозно гудящая толпа поднималась на киевскую Гору, к дворам князя и городской знати, по тому самому Боричеву взвозу, которым, по приказу деда Изяслава, волокли в Днепр изваяние Громовержца. Словно Он Сам, "выдыбавши" из Днепра, шёл отомстить потомкам отступника.
Не оттого ли так цепенел, медлил в тот день жестокий и решительный Ярославич?
И в Кракове этого не могли оставить без внимания. Слишком свежи были в памяти польской крещёной знати дни Маслава. Слишком непрочна была власть князей-католиков над собственными окраинами — ещё и двумя веками позже будут молиться своим Богам мазуры-мазовшане, жители края на востоке Польши.
Вместе на Киев двинулись православные князья Ярославичи, Изяслав вместе с сыном, Мстиславом, и рыцари князя-католика Болеслава. Распри между уже разделившимися и успевшими взаимно отлучить друг дружку церквями были отложены в сторону перед лицом пробудившегося общего врага — древней Веры славян.
А в восставшем Киеве в это время не будет князя. Где был Всеслав, в походе ли на половцев — если уж действительно был его целью дальний город Тъмуторокань — или, как утверждает летописец, кинулся в свой край, лежавший на пути карателей, я сказать не могу.
В первом случае это было просто неудачей. Во втором — трагической ошибкой. Впрочем, легко нам судить полоцкого государя, вознесённого мятежом на престол чужого ему города, с изрядно поубавившимся после битв с кочевниками войском, когда с запада шёл с сытой, отдохнувшей и окрепшей дружиной прежний киевский владыка, а с ним — отряды польских рыцарей, а рядом, в конном переходе, сидел за стенами Чернигова его брат!
"Велик зверь, а головы нет — так и многие полки без князя", — напишет сто лет спустя Даниил Заточник. Летописи знают случаи, когда русские войска бросали броды наступающим половцам — только потому, что с ними не было князя, "а боярина не все слушают".
А ведь шли не половцы, шёл свой, киевский князь. А самые верные Всеславу были рядом с ним или лежали в ковылях Дикого Поля…
Вновь собралось вече, только тех, кто требовал оружия и коней, на нём уже не слушали. Говорили другое. Предлагали "повиниться" перед Изяславом, может, мол, простит. Слали послов в Чернигов, к Святославу, прося его посредничества в переговорах с братом. Наконец, послали к самому Изяславу. Тот целовал крест, что не причинит киевлянам вреда…
На что они надеялись? Совсем недавно этот же Изяслав целовал крест не кому-нибудь, не взбунтовавшейся черни, но собственному двоюродному племяннику Всеславу — и легко преступил "крестное целование".