У Шурки от такого сообщения мурашки поползли по спине, и он пугливо огляделся по сторонам. У Тани расширились зрачки. Тимка, не переставая строгать, спросил:
— А место, где ждут диверсанты, Мулеков назвал?
— Нет. Он не знает. Ему бы сказали в самолете.
Таня подошла вплотную к ребятам, оперлась рукой на березу и шепотом сказала:
— Петька, а капитан Платонов говорил в кабинете, что старик Костоедов умер. Как же так получается?
— Мулеков запутался. Потому что из Москвы прислали документы Сашика Костоедова, а там фотография. Я ее рассмотрел: могила, крест. И надпись — «Прокопий Костоедов. 1870—1939». Мулеков, когда увидел фотографию, взбесился. И аж зубами скрипел — жалел, что не убил Сашика в Берлине. Получилось, что Сашик посылал их к мертвому отцу.
— Петька, а зачем Костоедов наврал немцам, будто отец его живой?
— Черт его знает, зачем. Наверно, цену себе набивал.
Внизу в кустах раздался резкий треск. Шурка от страха шарахнулся с камня в кусты и лег пластом. Треск повторился. Колыхнулась трава, и на тропу выскочил крохотный медвежонок. Увидев ребят, попятился, фыркнул и бросился опять в заросли. В распадке тихо рявкнула медведица, подзывая детеныша.
Таня побледнела:
— Фу, как напугал, косолапый.
Шурка вскочил, поддернул штаны, покосился на кусты:
— Xa! Медведей бояться!
Петька дернул Шурку за рубаху:
— Тихо ты.
Со стороны тропы явно слышался кашель и шаги человека. Ребята замерли. Шурка Подметкин опять успел шмыгнуть в кусты. Возле столбика с фанерной стрелкой качнулась тонкая березка, и на дорогу вышел дряхлый старик. Он был такой тощий, что едва держался на ногах. Увидел ребят и оторопел. Стал застегивать пуговицу на старой рубашке. Потом поправил седые усы и поздоровался:
— Здрасте, добрые странники.
— Здравствуйте, дедушка!
Старик подозрительно посмотрел на Танину сумку, на мешки, покосился на Тимку, строгающего палку, и произнес, стараясь говорить по-военному:
— Я здесь лагерь охраняю! — Он провел рукой по пустому карману: — И оружия у меня с собой. — Он опять покосился на Тимкин нож и добавил: — И собаки есть, волкодавы, на случай, если варнаки вздумают на лагерь напасть.
Таня заметила, что слово варнаки дед произносит особо: варр-на-ки. Дед дипломатично потоптался на месте, поскреб за ухом и заговорил миролюбивее:
— Услыхал я из лагеря, что машина тут тарахтит. И как будто остановилась. Ну, думаю, шефы к нам нагрянули. Жду-жду. Нету. Заподозрил нехорошее. Дай, думаю, поднимусь, проверю. — Старик снова хлопнул по карману: — Вооружился левольвертом, а стреляю без единого промаха.