— Джейн, я дам вам денег. Помогите мне выбраться на дорогу и остановить машину. Сколько вы хотите?
Джейн перестала ходить по комнате и испытующе посмотрела на Мейтланда:
— А у вас есть деньги?
Мейтланд устало кивнул. Сообщение этой простейшей информации, вероятно, озадачило эту смышленую, но недоверчивую женщину. Очевидно, она ко всему относилась с подозрением.
— Да, я довольно богат… Я глава архитектурной фирмы. Вы получите сколько захотите, без всякой волокиты. Так вы пошлете за помощью?
Джейн пропустила вопрос мимо ушей.
— А с собой у вас есть? Скажем, фунтов пять?
— В бумажнике — в моей машине, в багажнике. Около тридцати фунтов. Я дам вам десять.
— В багажнике…-Джейн что-то прикинула в уме и проворно схватила ключи, — Я лучше присмотрю за ними.
Не в силах пошевелиться, Мейтланд уставился на плакат с Чарльзом Мэнсоном. Он почувствовал, что снова теряет волю к жизни. Ему хотелось заснуть в этой теплой постели с запахом дешевой парфюмерии, в этой комнате без окон глубоко под землей. Он слышал, как далеко наверху на ночном ветерке шумит трава.
По лестнице прогремели тяжелые башмаки, что немного вывело его из дремоты. Джейн решительно выступила вперед. Пришелец покорно остановился в дверях и обезображенной шрамами рукой прикрыл маленькие глазки от света керосиновой лампы. По его тяжелому хриплому дыханию Мейтланд узнал человека, который на него напал.
Ему было около пятидесяти, и он явно страдал каким-то умственным расстройством. Его низкий лоб отвердел за целую жизнь, прожитую в неопределенности. Сморщенное лицо хранило выражение детского недоумения, словно ограниченный ум, с которым он родился, так и остался на подростковом уровне. Все напасти суровой жизни собрались воедино, чтобы сделать из этого человека великовозрастного дебила, которого вечно шпыняли жестокие и бездушные взрослые, но который все равно продолжает цепляться за свою невинную веру в простой и бесхитростный мир.
Его щеки и брови, почти сросшиеся над впалой переносицей, были иссечены серебристыми рубцами, а нос — комок аморфного хряща — требовал постоянного внимания. Незнакомец поминутно вытирал сопли своей мощной рукой и внимательно разглядывал их в свете керосиновой лампы. Несмотря на неуклюжесть, его тело обладало изрядной силой и атлетической выправкой. Когда он перетаптывался в своих тяжелых башмаках, Мейтланд уловил в его движениях застарелую грацию акробата или тяжело контуженного спарринг-партнера. Он то и дело касался своего лица, как боксер, смахивающий боль от сильного удара.
— Ну что, Проктор, нашел? — спросила Джейн.