— И зачем вы так скверно говорили о Мише? — встрепенулся он, обрадовавшись, что вспомнил очередную гадость старухи. — Жуликом обозвали, хотя прекрасно знаете, что он не жулик, а нормальный человек и уехал не почему-либо, а полюбив и женившись, и это его личное дело, в конце концов! Это вы могли запросто шляться по Елисейским полям туда и обратно, а для нас это вопрос перелома всей жизни, и если человек выбрал то, а не другое, так и не вам судить его!
Он говорил это запальчиво, возмущенно, хватая тарелки и с грохотом сваливая их в раковину. Все, что он говорил, казалось ему убедительным, но старуха, откинувшись в кресле, так весело и откровенно любовалась этой вспышкой, так небрежно, слегка в наклон отставив палку, вращала ею, что он запнулся на полуслове и молча, остервенело крутанул вентиль крана.
— Я и не подозревала, что ты так горячо любишь Мишу, мальчик, — с удовольствием проговорила она.
— Я не люблю Мишу, и вы это знаете! — он перекрикивал шум воды. — Но меня возмущает несправедливость!
Она помолчала мгновение, словно высматривая наиболее уязвимое место для удара, и наконец сказала торжественно:
— Мальчик заговорил о справедливости. Забавно…
Он резко завернул кран. Стало зловеще тихо, только последние упущенные капли звонко тяпнули по краю торчащей из стопки тарелки. Побледневший, с мокрыми подрагивающими руками, Петя обернулся к старухе.
— Остановитесь! — сказал он тихо. — Я доскажу за вас, — шагнул к ней, глядя светлыми, неподвижными от ненависти глазами. — Пятнадцать лет назад вы подобрали и пригрели голодного общежитского щенка. Вы дали ему крышу над головой, привили вкус к живописи, литературе, театру — к искусству! Вы обучили его, вы развили его душу, и главное — главное, частенько попросту кормили его, со-дер-жа-ли! Например, последние месяцы вы его содержите, этого бессовестного тунеядца, не получая взамен никакой благодарности. И вот теперь этот щенок, выросший за пятнадцать лет в шелудивого пса, смеет что-то тявкать о справедливости! Вам — высокому образцу добродетелей и талантов — о справедливости! Ведь так? Ведь вы это собирались сказать? Говорите. Скажите наконец все, и довольно. Но предупреждаю: на этот раз я уйду навсегда! Итак: вы именно это собирались сейчас сказать?!
Несомненно, старуха собиралась сказать именно это. Но он видел, что она струхнула, и знал, что сейчас она пойдет на попятный.
— Петька, ты болван! — сказала старуха сурово. — Ты собачий идиот, мальчик!
Большой грубой ладонью она обхватывала набалдашник палки, словно хотела смять его, как ком глины.