Дневальные в синих куртках, с повязками на рукавах вытянулись, как солдаты, приветствуя майора.
— Степанов, — подозвал одного из них Корп.
Дневальный подошел, остановился, глядя на майора прищуренными светлыми глазами.
— Вы почему в школу не ходите?
— Я к учению неспособный, гражданин майор.
— Вот что, Степанов, я вам так скажу. На волю выйдете, там будете жить как хотите. А пока помните: не умеете — научим, не хотите — заставим. У меня все, идите.
Степанов недобро мазнул глазами по Корпу и Орлову и отошел.
— Трудный экземпляр. Рецидивист. Вор-домушник. Кончил пять классов и учиться не хочет. Ничего, заставим.
— У вас десятилетка?
— Нет, одиннадцатилетка, как школа рабочей молодежи. Но по его сроку он еще два курса института успеет закончить. Ну, вот мы и пришли.
Вадим увидел здание с надписью «Клуб».
— Вы идите, библиотека на втором этаже, а я вас здесь подожду.
У входа висел лозунг: «На свободу с чистой совестью». В вестибюле расположилась Доска почета колонии. Вадим подошел к ней. Портреты передовиков напоминали ему муровскую картотеку. Уж больно выразительные лица были у знатных тружеников этого учреждения. Одна ячейка для фотографии была пуста. Но подпись осталась. «Суханов», — прочитал Вадим. Орлов поднялся на второй этаж, подошел к дверям библиотеки, осторожно открыл их и шагнул в комнату. Никого.
Потом он услышал, что кто-то в глубине комнаты, за стеллажами, напевает:
Наш уголок нам
Никогда не тесен…
И Вадим увидел спину человека в синей форменной куртке, только очень новой и отглаженной, из-под которой вопреки правилам выглядывал воротничок голубой рубашки.
— Добрый день, Александр Петрович.
Человек обернулся, увидел Вадима и улыбнулся.
— Батюшки, Вадим Николаевич. Какими судьбами?
— Решил проведать вас.
— Так идите сюда, я сейчас чайку заварю.
— Ах, Александр Петрович, все-то у вас есть, даже здесь.
— Живу на доверии. Начальство точно знает, что чай у меня только для тех целей, для которых он продается.
— А блатные не пристают?
— Ко мне?
В голосе Лосинского послышалось такое недоумение, что Орлов сразу же понял неуместность вопроса. Пожалуй, в уголовном мире Москвы Вадим не знал человека, пользующегося большим авторитетом, чем Лосинский. Он не воровал и не убивал. У него была другая профессия. Филин организовывал преступления. Он разрабатывал операции. Причем выстраивал их с шахматной точностью. Лосинский начал заниматься этим еще в тридцатые годы. «Попасть к нему на прием» считалось большой честью для «рыцарей уголовного мира». Лосинский «работал» только с тем, кому безусловно доверял. Никогда, ни в одной из его комбинаций не совершалось убийство или просто избиение потерпевшего.