— Ах так! — взревел Бем. — Ну, ты погибнешь не от меча!
Великан отшвырнул кинжал и поднял рогатину — тяжеленную рогатину, с какими обычно охотятся на кабана. Но перед лицом этого спокойного, величественного и сурового старца рука Бема дрогнула. И тогда адмирал промолвил:
— Бей, палач, мне все равно недолго оставалось жить.
— Бей его! Бей! — заорали толпившиеся у кровати убийцы.
И Бем ударил. Рогатина сразу же глубоко вонзилась в шею. Фонтаном брызнула кровь. Опьянев от ее вида, Бем начал наносить удар за ударом. Он не мог остановиться, глаза его вылезли из орбит, а свора демонов вокруг громила и ломала все подряд с воплями:
— Бей! Бей! Ату! Ату!
— Бем! Бем!.. Бем, ты там закончил? — послышался снизу голос герцога Гиза.
Великан продолжал колоть тело адмирала рогатиной.
— Бем! Бем! — снова крикнул герцог Гиз. — Готово?
Забрызганный кровью, задыхающийся, богемец остановился. Постепенно он успокоился, и что-то вроде звериной гордости появилось на его уродливом лице. Он глядел на превращенное в чудовищное месиво тело, словно сытый тигр, созерцающий остатки своей трапезы.
Потом Бем схватил обеими руками труп, поднял его с ложа и поднес к окну, в котором уже не было ни рам, ни стекол.
— Готово! — рявкнул Бем, показывая труп тем, кто стоял снаружи.
В свете факелов и в первых проблесках наступающего утра, среди пламени и дыма могучая фигура с растерзанным телом в руках казалась бредовым видением — вроде тех, что возникали в кошмарах, описанных Данте.
Увидев в окне Бема, погромщики издали радостный рев. Испуганные лошади взвились от страха на дыбы. Потрясенные Пардальяны застыли в толпе, оглушенные неистовыми воплями:
— Да здравствует месса! Да здравствует Гиз — защитник истинной веры!
Когда толпа немного успокоилась, подобно тому, как затихает после шторма море, раздался звучный голос — голос благородного Генриха Лотарингского, герцога де Гиза.
— Эй, Бем! — крикнул он слуге. — Кидай его сюда! Мы хотим им полюбоваться!
Труп с глухим стуком упал на мощеный двор. Гиз, Монпасье, де Коссен, Д'Омаль и еще человек двадцать столпились вокруг.
— Вот он! — произнес Гиз. — Вот он — благородный Шатийон де Колиньи… Я знал, что когда-нибудь твоя голова окажется у моих ног… Так получай же!..
И герцог де Гиз с размаху опустил каблук на голову трупа.
— Подлый трус! — раздался чей-то звонкий голос.
Гиз дернулся, будто от удара хлыстом. От изумления все на миг замолчали, а Пардальян стремительно подошел к герцогу. Слова шевалье, словно кнут, стегали надменного Гиза:
— Твоего отца называли Гиз со шрамом, а ты будешь Гиз с пощечиной!..