Леонора, зловеще улыбаясь, безжалостно повторила ее слова:
— Да, вы погибли безвозвратно, поскольку я не могу вас спасти.
— О, лучше смерть, чем бесчестье! — вскричала Бертиль, заламывая свои белоснежные руки и глядя на Галигаи помутившимся взором.
Улыбка Леоноры стала еще более ядовитой. Она поднялась и, запустив руку за корсаж, медленно произнесла:
— Увы, я не могу спасти вам жизнь… но зато могу спасти честь! Вы хотите этого, мадемуазель?
Бросившись вперед, Бертиль воскликнула с воодушевлением, заставившим Леонору вздрогнуть от радости:
— Хочу ли я? Говорите, мадам, говорите. Богом молю!
Леонора, вынув руку из-за корсажа, раскрыла ладонь. На ней лежал крохотный флакончик.
— Вот это, — холодно произнесла Галигаи, — сделает вас хозяйкой своей судьбы. Всего две капли… и вы ускользнете от Кончини.
— О, позвольте мне взять, мадам! — воскликнула Бертиль, с жадностью хватая флакончик.
Леонора, пристально посмотрев на нее, произнесла очень странным тоном:
— Мне хотелось бы сделать для вас больше, но не все желания исполняются.
Бертиль, уверившись, что ускользнет от объятий Кончини — ускользнет в могилу! — обрела все свое хладнокровие. Со спокойным, достоинством, поразившим Леонору, она ответила:
— Вы оказали мне бесценную услугу, мадам. Я проявила бы крайнюю неблагодарность, если бы потребовала чего-то еще.
В последний раз окинув девушку острым взглядом, Леонора глубоко поклонилась и сказала с притворным сочувствием:
— Прощайте, мадемуазель.
Бертиль, присев в ответном реверансе, твердо произнесла своим певучим голоском с видом глубочайшей признательности:
— Прощайте, мадам! Да благословит вас небо!
Леонора выскользнула из комнаты, как тень.
За дверями, которые якобы усиленно охранялись, не было никого. Галигаи даже не сочла нужным запереть пленницу на ключ. Правда, она не забыла задвинуть засов весьма внушительных размеров.
А затем удалилась медленным шагом, напоминая зловещий призрак. В глубине сада виднелась калитка, выходившая в поле за оградой аббатства Сент-Антуан. Она отворила ее.
Здесь стоял очень простой на вид портшез, а при нем находились двое лакеев без ливрей. Она вошла, и портшез тут же тронулся в путь, ритмично покачиваясь под неторопливой поступью мулов. Леонора же, удобно откинувшись на подушки, мысленно говорила себе с ужасной улыбкой на устах:
— Да, конечно, мне хотелось бы сделать больше! Мне хотелось бы собственными руками вырвать сердце из ее груди! Как и у всех тех, кто подавляет меня своей красотой и крадет у меня моего Кончино! Но увы, на это нет времени. Кончини скоро будет здесь… Спеши, Concinetto mio, спеши! Лети вперед по Шарантонской дороге! Я тебя опередила, Кончино! И твои руки, дрожащие от страсти, сожмут в объятиях труп! Но ты не узнаешь, что это я ее убила!