Ошеломленный Генрих думал: «Черт возьми, что это за девушка? Я предлагаю ей состояние, способное ослепить самых богатых и самых знатных людей, а она приходит от этого в ужас и отчаяние!..»
Вслух же он произнес, указывая на бедную обстановку комнаты:
— Ведь это нищета! Я подарю вам дворец. У вас будет дом, как у принцессы, толпа лакеев, горничные, оруженосцы, пажи, камеристки, свитские дворяне… Сто тысяч ливров ренты пожизненно, титул, допустим, маркизы… для начала, пока я не подыщу вам какого-нибудь принца, молодого, смелого и красивого… Вы только представьте себе все это. Подумайте, прежде чем сказать нет.
Она воскликнула почти рассерженно:
— Я ничего не хочу — ни титулов, ни ренты, ни прекрасного принца! Я прошу только одного: остаться тем, что я есть. От матери я унаследовала драгоценности и имение Сожи, которое приносит по меньшей мере две тысячи ливров в год. Я богата, сир. Для меня этого даже много, и на бедных я расходую больше, чем на себя. Мне нет нужды раздумывать… Я много лет раздумывала, как поступлю, если произойдет то, что случилось сегодня. Прошу вас — смиренно, но со всей твердостью — забыть обо мне, оставить меня в нынешнем моем положении. Если вы окажете мне эту милость, моя благодарность к вам будет бесконечной.
— Клянусь Святой пятницей! Да это просто безумие! И все лишь потому, что вы повстречали этого прощелыгу!
Девушка выпрямилась, и на ее нежном лице появилось жесткое, почти суровое выражение. С удивительной холодностью она произнесла:
— Мне хотелось бы узнать, что намерен король делать с юношей, которого назвал прощелыгой?
В хитрых глазах Беарнца блеснул лукавый огонек, доказывавший, что он уже решил для себя этот вопрос.
— Вам известно, какое ему будет предъявлено обвинение? — небрежно осведомился он, следя краем глаза за дочерью.
Бертиль слегка побледнела, однако ответила твердым голосом:
— Да. Это называется оскорблением величества!
— Так вот, он понесет наказание, предусмотренное в подобном случае.
Девушка побледнела еще больше. Но в голосе ее сохранилась прежняя твердость, и королю даже показалось, что он слышит некую угрозу, когда она спросила:
— Это неизбежно? Ничто не может заставить вас изменить решение?
— Ничто! — решительно ответил король.
А про себя добавил: «Клянусь Святой пятницей! Любопытно, что она предпримет?»
Теперь Бертиль была бледнее смерти. Но — поразительная вещь! — она вовсе не потеряла спокойствия. Встав прямо перед своим отцом и пристально глядя ему в глаза, она сказала безжизненным голосом:
— Сир, дочь Бланш де Сожи умоляет вас помиловать этого молодого человека. Дочь Бланш де Сожи, вы слышите, сир?