И, все отлично понимая, Флораис покорно пошла за королевой, хотя, если вы помните, жених и пытался остановить возлюбленную. Вальвер тоже знал — и, может быть, даже лучше, чем Флоранс, — как она рисковала, полностью отдавая себя во власть своей невероятно эгоистичной матери: ведь чудом спасшаяся дочь была живым свидетельством бесчестия королевы, и та видела в девушке смертельного врага.
Если бы Вальвер нашел Флоранс, то даже против ее воли вырвал бы любимую из когтей неотвратимой смерти. Но девушка не желала, чтобы ее спасали… Она готова была поплатиться жизнью, но удовлетворить жгучее любопытство, заставившее ее сказать, что ей интересно, «как с ней поступит мать». Эти слова означали на самом деле, что Флоранс хотелось убедиться, хватит ли у ее матери духа снова обречь на смерть дочь, которой она один раз уже вынесла страшный приговор,
Почему же это юное создание, которому сам Бог велел дорожить жизнью, с самоубийственным упорством подвергало себя чудовищному риску? Мы вынуждены смиренно признать, что не можем этого объяснить. Как не беремся объяснить и беззаветную любовь Флоранс к матери, которую девушка должна была бы скорее ненавидеть, как без обиняков заявила Марии Медичи Леонора Галигаи. Мысли и чувства иных возвышенных натур столь утонченны, что повергают более заурядных людей в совершенное изумление и не поддаются никакому анализу,
Мы твердо уверены лишь в одном: обожание, с которым Флоранс относилась к матери, было чистым и бескорыстным, к нему не примешивалось ни одной задней мысли. Девушка прекрасно понимала, что мать не может признать ее, как это сделал отец: французская королева не смела во всеуслышание заявить о своем позоре. Флоранс было ясно, что мать ее обязана сохранять в глазах подданных свою честь незапятнанной — и потому никогда не назовет дитя своей любви дочерью, даже без свидетелей, даже тайно… Флоранс безропотно соглашалась с этим. Она не была честолюбивой. Но девушка страстно желала дождаться от королевы хоть одного слова, взгляда или жеста, доказывающего, что материнские чувства не до конца умерли в ее сердце и что, будь она скромной горожанкой или бедной крестьянкой, она бы не задумываясь приняла дочь в свои объятия.
Ни о чем другом Флоранс и не мечтала. Эта чистая и трогательная надежда заставила ее пойти на смертельный риск и добровольно отказаться от свободы, которой девушка дорожила, как никто другой: ведь красавица росла на воле, никому и ничему не подчиняясь…
Медленно тянулись томительные дни, а мечта, во имя которой Флоранс сама принесла себя в жертву, все никак не сбывалась. Девушка ни разу не видела матери: та не приходила к дочери и не звала ее к себе, словно решила навсегда оставить Флоранс в руках маркизы д'Анкр.