Юный паж со светлыми волосами был не один. Вместе с ним по полю бежали трое других, одетых в красно-зеленые, расшитые золотой нитью ливреи, сверкавшие позолотой в серой дымке дня. Их появление могло означать лишь одно. Сейчас и сэр Ланселот понял, что происходит, и отбросил в сторону свой меч. Два трубача встали по обе стороны поля и громко затрубили. Звук труб еще висел в воздухе, когда один из пажей провозгласил:
– Дорогу его светлости Жану, герцогу Бургундскому!
Оба тяжело дышавших, истекающих потом и кровью рыцаря сорвали свои шлемы и бросили их на землю. Но Северин, благодарный Богу, что остался жив, не смотрел в сторону подъемного моста замка Мерсье, где появились первые люди из свиты герцога. Он только бросил беглый взгляд на самого герцога, скакавшего среди развевающихся красно-зеленых знамен Бургундии.
А затем взгляд Северина скользнул поверх голов зрителей на трибунах. Во время самой тяжелой части поединка, когда де Гини пронзил его отравленным копьем, Северин посмотрел туда, куда он смотрел сейчас, и увидел бирюзовые глаза, неотрывно смотревшие на него.
Он почувствовал силу этого взгляда, и она передалась ему. Она его спасла.
И он сейчас смотрел туда, откуда исходили тепло и свет.
– Герцог Бургундский ненавидит своего кузена Людовика, герцога Орлеанского, – шепотом сплетничали в замке Мерсье во время утренней трапезы, на которой подавали украшенных перьями куропаток, – и не способен на его убийство.
Аликс, изнемогая от жары в отороченном мехом черном бархатном платье и сидя за главным столом рядом с герцогом Бургундским, не могла понять причину этого. Она встречала герцога Людовика, когда, направляясь в Мерсье, остановилась в Париже. Он показался ей необыкновенно красивым. Он был внимателен и очень благосклонно относился к своему брату Карлу, а также к своей невестке, королеве.
По словам отца Аликс, любовь к невестке была одной из самых серьезных ошибок герцога Орлеанского, которые он успел совершить за свою короткую жизнь. И не только потому, что Изабелла Французская была женщиной распутной да к тому же ведьмой. Такая неприятность может произойти с любым мужчиной, и пока женщина остается любовницей, а не женой, он может легко от нее отделаться. Но для Людовика Орлеанского его связь с королевой стала неотъемлемой частью его жизни, в которой царили похоть и амбиции.
Его называли «преданным слугой Валуа». Увидев его однажды, давным-давно, и, очарованная им, юная Аликс верила, что так оно и есть.
Сейчас, став, старше, Аликс понимала, почему красота герцога Орлеанского вызывала такую жгучую ревность в сидевшем рядом с ней мужчине. Для Жана Бургундского не существовало человека, который мог бы очаровать его с первого взгляда. Сутулый и мрачный, он склонился над-, своей едой, жадно поглощая ее. С таким же усердием он прикладывался и к вину, которое предусмотрительно привез из Дижона.