Венеция, Италия 1799 год
На третьем этаже дома наслаждений Марии Бенефито располагалась большая спальня. Из окон высотой в двенадцать футов открывался впечатляющий вид на то место, где канал впадал в море. Окна были обрамлены бархатными драпировками глубокого пурпурного цвета с золотой бахромой, которые должны были зрительно согревать холодные стены и пол из итальянского мрамора с розовыми прожилками. На кровати с балдахином, украшенным фестонами, лежал мальчик лет шестнадцати. Он не спал, его зеленые глаза с темными ресницами были устремлены на резвящихся нимф, изображенных на потолке. Руки были закинуты за голову, пальцы тонули в густой массе разметавшихся кудрей, которые в свете раннего утра являли множество оттенков от светло-русых до каштановых.
Фигура его еще не была окончательно оформившейся. Обнаженный торс над шелковым покрывалом, прикрывающим узкие бедра, являл остатки мальчишеской угловатости. Однако развитая мускулатура, которая была результатом его любви к времяпрепровождению на открытом воздухе и к недавно обретенному увлечению боксом, придавала ему более взрослый вид. Россыпь тонких, мягких волос была заметна на его груди, руках и ногах, под мышками, внизу живота и слегка – на тыльной стороне кистей. Редкие волоски начали неровно расти над его верхней губой и на подбородке, что вызывало у него особую гордость. По меньшей мере дважды в неделю он благоговейно брал в руки бритву и старательно брился.
Коринна, энергичная блондинка, оказывавшая ему услуги вчера вечером, пошевелилась рядом с ним, но не проснулась. Она была молода – всего тремя годами старше его – и хороша собой. Прежде чем погрузиться в честно заработанный сон, ее опытные руки принесли ему физическое облегчение. Удовольствием он это не назвал бы – слишком уж оно не вязалось с таким определением.
Это была идея отца – доверить его «хорошенькой куртизанке». Представление маркиза де Марке о прекрасно проведенном вечере состояло в том, чтобы, оставив сына в руках дорогой жрицы любви, самому заняться исследованием более изощренных мест, где он мог бы получить удовольствие. Об этих совместных походах отца и сына в дорогие публичные дома каждого города, который они посещали, никогда не сообщалось в частых письмах юноши матери, оставшейся во Франции, в тихой сельской местности. Когда он писал маркизе, то сообщал, что у него много приключений. Что, строго говоря, и не было ложью. Это позже он научится лгать так же искусно, как сам Люцифер, но сейчас он все еще сражался со своей невинностью, и именно в этом бастионе еще не была пробита брешь.
