– Отлично! Тогда у меня к вам вопрос: кто мог желать Милентьеву смерти? – спросила я.
Ответом мне послужил протяжный вздох.
– Ох, ну это вопрос, конечно... Этот вопрос, так сказать, глобальный... – покачал головой Рубашкин. – Я не могу брать на себя ответственность за подобного рода предположения. К тому же вы, видимо, бизнесом не занимаетесь, и поэтому вам трудно представить себе, что понятие «друг» в этой среде как бы условно...
– Объясните, пожалуйста, – попросила я.
– Ну, так сказать... – снова закатил глаза к потолку Игорь Евгеньевич. – Я не в курсе дел своего друга, которые меня не касаются. А расспрашивать об этом просто как бы... не принято. Если на кухне во время разговора двух приятелей один из них интересуется у другого, сколько тот зарабатывает, и тот в ответ скажет все, что сочтет нужным, то это как бы в порядке вещей, но вот интересоваться подобным вопросом на другом уровне – это уже просто, так сказать, неприлично... Я знал, что Виталий не бедствует, но чтобы выяснять подробности – это, извините, просто как бы... не мой вопрос. И он никогда не распространялся об этом.
– То есть у вас нет никаких предположений, – устав от обилия слов-паразитов, оборвала я Рубашкина.
– Ну, в общем, нет, – выдохнул Рубашкин.
– Допустим, вы были не в курсе дел Милентьева. Но, может, вы были осведомлены о его частной жизни? – спросила я.
Рубашкин издал такой усталый вздох, что во мне даже шевельнулась жалость к этому бизнесмену-политику.
– Этот вопрос, так сказать, совершенно не входит в мою компетенцию, – наконец выдал он, яростно растирая лоб платком. – Вы задаете такие вопросы, что мне как бы становится не по себе. Представьте, разве я стану у вас выпытывать подробности вашей частной жизни?
– Ну, вы мне и не друг, – заметила я, снисходительно глядя на Рубашкина. – А с Милентьевым вы встречались не только по деловым вопросам. Вы бывали у него дома, давно знакомы с его супругой. Вы не можете быть непосвященным в его, по крайней мере, семейную жизнь.
– Многие люди... – благостным голосом начал Игорь Евгеньевич, – понимают, что их проблемы – это только их проблемы и что у других их не меньше. И поэтому не особенно любят выносить сор из избы... Я, так сказать, не знаю, насколько много собралось этого сора в семье Виталия, так что... Увы! – развел он руками.
Тем не менее лоб его наморщился, и Рубашкин явно что-то вспоминал или обдумывал.
– Хотя... – наконец собрался он с духом. – Вы только поймите меня правильно, – тут же спохватился он, прижав кисти, похожие на пухлые калачи, к груди. – Я вовсе не хочу, так сказать, никого охаивать... Но если уж вы так настаиваете, если это нужно для следствия, то я как бы готов...