И тут кто-то прикоснулся к моей шее, по крайней мере мне так показалось.
— Люмен? — пробормотал я и открыл глаза.
Но то был не Люмен; прикосновение, которое я ощутил, было не человеческим и даже не походило на человеческое. В полумраке среди теней возникло нечто, или же это сгустились сами тени. Пока я лежал с закрытыми глазами, они приблизились ко мне вплотную, но в этой близости не ощущалось ничего угрожающего, напротив, как ни странно, от них исходила нежность. Я чувствовал, что эти бесформенные, безгласные создания обеспокоены моим состоянием, это они ласково касались моего затылка, лба, губ. Я лежал недвижно, сдерживая дыхание, с опаской ожидая внезапной перемены в их настроении — каждую секунду сочувствие могло обернуться злобой. Но ничего не случилось, столпившись около меня, они ждали.
Немного успокоившись, я позволил себе вздохнуть. И тут же понял, что, сам того не желая, вновь совершил поступок, повлекший за собой самые неожиданные последствия.
Вдыхая, я ощутил, как насыщенный тенями воздух устремился в мой приоткрытый рот и проник мне в горло. Я не мог помешать этому. В тот момент, когда я осознал, что происходит, противиться было уже поздно. Я превратился в наполняемый сосуд. Проглоченные мною создания касались моего языка, нёба, щекотали глотку...
Но теперь, когда они оказались внутри меня, мне вовсе не хотелось от них избавиться. Ноющая боль в боку внезапно ослабела, веки и голова перестали дрожать. Даже страхи оставили меня, я уже не думал, что умру здесь в одиночестве, отчаяние мое уступило место приятному покою — и все благодаря одному глотку воздуха!
На что же способна эта комната! Сначала она притворилась ничем не примечательной, затем нанесла мне удар, а теперь дарила наркотическое блаженство. Однако я понимал: с моей стороны было бы крайне глупо поверить, что у комнаты не припасено для меня новых сюрпризов. Но пока неведомые силы дарили мне облегчение, и я принял его с радостью. А точнее, с упоением. Я жадно хватал ртом воздух, втягивал его в себя полной грудью. И с каждым вдохом ощущал, как боль покидает меня. Я говорю уже не о поврежденном ребре и трясущейся голове, застарелая боль — тупая, постоянная, привычная боль, терзающая мои неподвижные нижние конечности, — стихала, стихала в первый раз за время, равное двум человеческим жизням. Не думаю, что она и в самом деле исчезла, просто я перестал чувствовать ее. Не стану скрывать, я с благодарностью принял избавление от страдания, преследовавшего меня столь упорно, что я уже забыл, какова жизнь без боли.