— Она ждет тебя всего в шестистах милях отсюда.
— В шестистах милях?
— На острове.
— Что она там делает?
— Туда послала ее я. Я обещала ей постараться направить тебя к ней.
— И как же ты меня туда перенесешь?
— Я отнюдь не уверена, что мне это удастся. Но могу попытаться. Если у меня не получится, ты утонешь. Ты ведь все равно приготовился встретить эту участь, — она поймала встревоженный взгляд Галили. — Или ты не так уж к этому готов?
— Да, — признался он, — не так уж готов.
— Тебе захотелось жить.
— Пожалуй... что так...
— Но, Атва...
Впервые за время их разговора она назвала его по имени, которым нарекла при крещении и упоминание которого придало дальнейшей фразе звучание приговора:
— Допустим, я смогу это сделать, а тебе со временем она опять наскучит, и ты ее бросишь...
— Не брошу.
— Вот что я тебе скажу: если ты это сделаешь, Атва, и мне об этом станет известно, клянусь, я отыщу тебя, притащу в то самое место на берегу, где мы с отцом тебя крестили, и совершу то, что считаю своим долгом совершить: утоплю собственными руками. Ты понял меня? — Голос ее прозвучал совершенно безучастно, точно она довела до его сведения имевший место факт.
— Понял, — ответил он.
— Делаю я это вовсе не потому, что прониклась к Рэйчел столь большой любовью. Нет. Чертовски глупо с ее стороны питать к тебе такие сильные чувства. Просто я не желаю, чтобы любовь к тебе погубила еще одну душу. Я знаю, как это больно, и потому скорее умерщвлю собственного сына, чем позволю ему нанести эту боль другому сердцу.
Галили развел руки и, обратив кверху ладони, жестом праведника вознес их к небу.
— Что от меня требуется? — спросил он.
— Приготовься, — ответила Цезария.
— К чему?
— Я призову бурю, которая пригонит к берегу острова то, что осталось от твоего корабля.
— «Самарканд» не выдержит бури, — сказал Галили.
— У тебя есть идея получше?
— Нет.
— Тогда заткнись и благодари Бога за то, что тебе представилась возможность попытаться спастись.
— Ты не представляешь своей силы, когда делаешь эти штучки, мама.
— Поздно отступать, — отрезала Цезария, и Галили тотчас ощутил, как свежий ветер ударил ему лицо, резко сменив направление с юга на юго-восток.
Галили посмотрел в небо. Сгущавшиеся над «Самаркандом» тучи поразили его своим неожиданным, сверхъестественным появлением и, точно под властью некой невидимой руки, пришли в движение, закрыв собой недавно народившиеся звезды.
Кровь в его жилах потекла быстрее, что, несомненно, было проявлением божественной воли матери, которая на время взяла под контроль его жизненные силы.