– Мне пора… Слышишь, ухожу я…
– Спасибо, что заглянули, – с облегчением заторопился Ротткодд. – Там под лестницей лежит книга посетителей, запишитесь, что приходили…
– Нет, я не посетитель, – отшатнулся камердинер. – Я служу его светлости тридцать семь лет. Никуда от него ни на шаг не отходил. Сам напиши, что там тебе нужно.
– Как хотите, – пожал плечами Ротткодд, – но в книгу я вас все равно внесу. Такой у нас порядок.
– Не нужно, – неожиданно заупрямился гость.
Ротткодд поразился такой настойчивости – чего ему бояться? Все равно жизнь течет в замке своим чередом – кому нужен этот лизоблюд? Если теперь петушится, нужно было раньше думать, с кем сплетничаешь. Болтал бы с кухарками на кухне в свое удовольствие. И вдруг в мозгу смотрителя словно вспышка сверкнула – конечно, Флей пришел к нему только потому, что все остальные обитатели замка предугадывали возможное развитие событий, ведь слухи, как известно, распространяются тут со скоростью лесного пожара. Так что он все равно не мог бы никого убедить. А поскольку он, Ротткодд, не знал ничего, весть была бы для него сногсшибательной. Правда, Флей все равно просчитал далеко не все – он не принял во внимание безразличие смотрителя ко всему, что происходило за стенами Барельефного зала.
Поняв эту простую истину, что Флей действовал исходя из этих обстоятельств, без злого умысла, Ротткодд испытал сильное облегчение. В самом деле, деревянные скульптуры – следы капризов прошлых и нынешних владельцев замка – служат надежной защитой для мира, который Ротткодд сам себе создал…
Флей уже сам не помнил, как спустился по лестнице. Он вошел в помещение для слуг, миновал несколько залов и свернул в длинный коридор, по обе стороны которого виднелись бесчисленные двери – входы в кухонные помещения. Неискушенный человек наверняка бы потерялся тут – но только не Флей. Камердинер был опытным человеком – он сразу уловил перемену во всеобщем настроении, даже ни с кем не разговаривая. Наконец-то чувство невыразимого одиночества, установившееся было в его душе после посещения берлоги Ротткодда – настоящей монашеской кельи, дьявол его побери! – стало проходить. Здесь в коридорах и узких проходах все дышало суетой. Радуясь, что тоска все-таки схлынет сама собой, Флей засунул руки поглубже в карманы и зашагал дальше, прервав короткую остановку. То и дело камердинер герцога оглядывался по сторонам, но никто не проявлял к нему никакого интереса, так что Флею оставалось только шагать вперед, выбрасывая перед собой костлявые ноги с непомерно большими башмаками. Завернув за угол, слуга невольно остановился: прямо перед ним стояла большая группа мальчишек, которых в замке держали на побегушках – они сгрудились вокруг одного, чуть повыше ростом остальных, и тот, делая большие глаза, что-то излагал товарищам торопливым шепотом. Флею захотелось сплюнуть – какое ему дело до мелочных интересов зеленой молодежи? Но нельзя было ронять достоинства в глазах окружающих, и камердинер его сиятельства герцога Горменгаста зашагал дальше с каменным выражение лица.