– Но Харриет не требуется много одежды, только несколько новых передничков и красивое платьице для обедов или визитов, а помощницы не станут разговаривать, если им не посулить чаевые или не дать понять, что ты собираешься сделать крупные заказы, а это мне не по карману.
– Что я и пытаюсь объяснить. У вас будут средства на туалеты, как и у Харриет, на это пойдет часть вашего увеличенного жалованья.
Иметь модные платья из мягких шелковистых тканей ярких цветов, не потратив при этом личных сбережений? Обеспечить для Харриет место в высшем обществе? Сделать приятное капитану Эндикотту? Как может она отказаться?
– Хорошо. Благодарю вас.
– Синий, – сказал он, выйдя из коляски и протянув руки, чтобы помочь ей.
– Синий? – Она смерила глазами расстояние от коляски до земли и, посмотрев на сильные плечи Джека и его кривую улыбку, ступила в распростертые объятия капитана.
– Да, – сказал он, опустив ее на землю, но не убирая руки с ее талии. – Я представлял вас в платье именно синего цвета.
Так он думает о ней? Элли, не таясь, улыбнулась. Потом он сказал:
– А еще я представлял себе, как помогаю вам раздеться.
Так он думает о ней раздетой? Господи! Конечно, он говорит это всем женщинам. Но нет, он может иметь любую из этих женщин, одетую или раздетую, так что ему ни к чему что-то воображать. Но все же он не наносит визиты вдовам или другим дамам – птицам высокого полета, он здесь, с ней. Точнее, она здесь, в его объятиях, и никогда еще она не казалась себе такой желанной.
От сознания этого у Элли закружилась голова. Слова, мысленные образы, прикосновение его рук к ее талии, запах его одеколона – все сошлось воедино, чтобы душа у нее воспарила, а колени подогнулись. Она опьянела от любви.
От любви? Нет, этого не может быть! Гувернантки не влюбляются в распутников. Они слишком умны, чтобы поддаться такому глупому очарованию, не правда ли? Так почему же она позволила Джеку увести себя за деревья, где их никто не мог увидеть? И почему, о Господи, она позволила ему целовать себя до потери сознания?
Потому что, если бы он остановился, она бы умерла.
– Прошу прощения, – бормотал Джек между поцелуями. – Я вовсе не собирался этого делать. Это нехорошо. – Его руки касались ее спины, шеи, он все крепче прижимал ее к себе. – Мне не следовало этого делать. Я говорил себе, что я этого не сделаю.
Но сделал. И Элли сделала. И они целовались, точно измученные жаждой путники.
– Я должен был это сделать. Я уже много дней хорошо себя веду, держусь от вас на расстоянии. Но вы точно экзотическое вино, которое, раз попробовав, никогда не забудешь. Я не могу выбросить вас из головы. Ни одна женщина не интересует меня с тех пор, как я встретил вас, черт побери. И я знаю, что не могу овладеть вами. Вы порядочная женщина. Гувернантка моей подопечной. Моя служащая. Весь кодекс приличного поведения просто вопиет, чтобы я оставил вас.