Сижу, не шелохнувшись. На этот раз я действительно положился на «него»; к тому же теперь меня тревожит новое обстоятельство. Я краем глаза ловлю пристальный взгляд Фаусты, устремленный на меня с противоположного конца стола. Догадываюсь, что волнение Мафальды от нее не ускользнуло, и не на шутку начинаю побаиваться, как бы она не нарушила насильно данного слова и не устроила обещанной сцены. «Ущемленцы», а в особенности «ущемленки», как известно, способны на такие номера. Неотрывно смотрю на Фаусту; затем, не привлекая к себе внимания, хмурю брови и подношу указательный палец к губам, призывая к молчанию. С облегчением замечаю, как она отводит взгляд от меня и Мафальды и неохотно поворачивается к соседу по столу.
Так что все идет тихо-мирно, без напряжения. Мафальда продолжает томно вздыхать и сжимает «его» так, словно хочет переломить. Я курю с задумчиво-безразличным видом. Свора «ущемленцев» упражняется в заискивании, претензиях на остроумие и прочем политесе. Кажется, Протти ловит от этого кайф.Мой архивраг Кутика время от времени мечет в меня стрелы ненависти, но я делаю вид, будто ничего не замечаю. Наконец бедняжка Фауста снова устремляет на нас беспокойный взгляд, но, честно говоря, это все, что она себе сейчас может позволить.
Неожиданно ситуация меняется. Протти встает и обращается ко мне: – Рико, ты хотел о чем-то потолковать. Пойдем туда.- И, не удосужившись посмотреть, иду ли я за ним, направляется через сад к вилле.
Я тоже встаю, вырывая «его» из неуклюже непослушной руки Мафальды, мелкой рысцой семеню за Протти и, поравнявшись с ним, шагаю рядом. Должно быть, мы являем собой важную, хотя и немного забавную парочку. Высокий, мужественный, представительный Протти – и я: малорослый, скрюченный, карикатурный; непринужденный, вальяжный он – и скованный, озабоченный, подлаживающийся под его шаг я. Вдобавок ко всему Протти делает жест, уничтожающий меня окончательно. Он обнимает меня за плечи и произносит покровительственным тоном (сам по себе этот тон совершенно неуместен, однако каждый «возвышенец» позволяет себе навязывать его очередному «униженцу») с притворной сердечностью: – Ну что. Рико, как жизнь? Вот так, в обнимочку, мы одолеваем парадную лестницу и входим в просторный холл. Здесь я останавливаюсь, встаю к нему эдак вполоборота, но все же не осмеливаюсь освободиться от унизительного объятия.
– Идет помаленьку. Знаешь, у меня к тебе действительно серьезный разговор.
Протти глядит рассеянно. Он снимает руку с моего плеча, смотрит по сторонам и машинально переспрашивает: – Серьезный разговор, говоришь? – Да. И это не столько в моих интересах, сколько в твоих.