– Давай.
Я медлю. Тогда, нетерпеливо и грубо, вмешивается «он»: «Не хочешь говорить? Ничего, а за тебя скажу». «Он», не церемонясь, отталкивает меня и крикливо,многословно, беззастенчиво принимается описывать, как тогда, в машине, в разговоре с Иреной, свои умопомрачительные габариты. Вещая моими устами, «он» распоясывается настолько, что я даже боюсь смотреть вниз. Тем не менее чувствую, хоть и не вижу «его», что «он» уже на взводе. Пытаюсь найти убежище в привычной для меня мысли: я тут ни при чем, это все их дела – «его» и Маурицио. Но вот что странно: на сей раз констатация моего бессилия и моей непричастности к происходящему вовсе меня не утешает. Маурицио выслушивает подробное описание с непроницаемым видом; затем неожиданно и совершенно по-детски восклицает: – Враки! – А вот и нет! – Докажи.
– Как это? – Очень просто: я должен своими глазами убедиться, что природа и впрямь, как ты говоришь, щедро тебя одарила.
«Он» тут же заводится от такого предложения, не улавливая всей его двусмысленности, и требует, чтобы я переходил к «действиям». Слава богу, в последний момент я сознаю, чем все это может кончиться, и не предпринимаю никаких «действий». При этом я начинаю испытывать знакомое и устрашающее чувство единения с «ним»; постепенно я становлюсь «им», а «он» становится мной. Кажется, будто я оторвался от пола и лечу по направлению к Маурицио. В действительности это не я, а «он» воспаряет из паха, поднимается и похотливо тянется к объекту своих желаний. Обращаюсь к Маурицио, точнее, «он» обращается к нему через меня: – Мне вовсе не трудно показать, что природа была ко мне неслыханно щедра. Но и ты в этом случае должен сделать то же самое.
– С чего это? – С того, что кое-какие вещи можно делать только вдвоем.
Катастрофа! Внезапно Маурицио, подобно артиллерийской батарее, подпускающей неприятеля под самые стволы орудий, чтобы стереть его с лица земли, расчехляет стволы орудий «возвышенца» и ахает по мне прямой наводкой.
– Слушай-ка, Рико, – спрашивает он спокойно, – а ты, часом, не педик? Все летит в тартарары! Я окончательно потерял равновесие, положившись на «него». Теперь уже я отпихиваю «его», пытаюсь взять себя в руки – все напрасно. Чувствую, как неудержимо скольжу на обыкновенной банановой кожуре и падаю на что-то твердое, не находя поблизости ни малейшей зацепки, за которую можно было бы ухватиться. Качаю лысой головой и бодренько смеюсь: – Я – педик? Ну ты даешь! – И все же… – Что все же? – И все же твое предложение выглядит по меньшей мере странным, тебе не кажется? – Это ты повернул дело так, что задетой оказалась моя честь.