Она продолжала играть.
Ричард ушел в кухню и открыл холодильник. Он не сидел на рациональной диете, как Сьюзан, и поэтому содержимое холодильника мало обрадовало его. И все же он выложил на поднос все, что счел нужным: йогурт, немного отварного риса и апельсины, в мыслях, однако, пожалев, что не хватает пары сочных гамбургеров с жареной картошкой в придачу.
Нашлась и бутылка белого сухого, он и ее поставил на небольшой обеденный столик.
Спустя несколько минут к нему присоединилась Сьюзан. Она была спокойной и собранной и после нескольких кусочков селедки спросила его о происшествии на канале.
Ричард смущенно отнекивался, тряс головой и старался как-то объяснить ей, кто такой Дирк.
– Как его имя, ты сказал? – переспросила она, нахмурясь, когда он потерпел полную неудачу со своими объяснениями.
– Э-э-э… Дирк Джентли, в некотором роде… – промямлил Ричард.
– В некотором роде?
– Да, понимаешь… – Ричард окончательно сбился. Он понял, что, говоря о Дирке, почему-то всегда сбивался на какие-то намеки, неопределенности и недомолвки. Даже на бланках Дирка к его имени добавлена масса каких-то титулов, званий и пояснений, столь же неопределенных и загадочных. Он вытащил один из листков бумаги для заметок, которые взял со стола Дирка и на которых, организовав наконец свои мысли, записал все происшедшее с ним.
– Я… – снова попытался продолжить свой рассказ Ричард, но внизу кто-то позвонил в дверь. Ричард и Сьюзан испуганно переглянулись.
– Если это полиция, – решительно заявил Ричард, – я поговорю с ними. Чем скорей, тем лучше.
Сьюзан, отодвинув стул, встала, подошла к двери и взяла микрофон внутренней связи.
– Я слушаю, – сказала она, а затем переспросила: – Кто?
Нахмурившись, она выслушала то, что говорил незваный гость у входной двери, а затем, еще больше нахмурившись, посмотрела на Ричарда.
– Вам лучше подняться сюда, – не очень любезно пригласила она наконец гостя и нажала кнопку, открывающую входную дверь. Вернувшись к столу, Сьюзан села.
– Твой приятель, – сказала она ровным голосом. – Дирк Джентли.
Денек выдался на славу, и Электрический Монах пустил лошадь галопом. То есть от радостного возбуждения он пришпорил ее сильнее обычного, чему она, не разделяя его чувств, вынуждена была подчиниться.
Этот мир, по мнению Монаха, был определенно недурен. Он полюбил его. Он не знал, что это за место, откуда взялось, но оно во всех отношениях было подходящим для существа с уникальными, даже выдающимися дарованиями.
Монах нравился всем. Целые дни напролет он общался с людьми, выслушивал их жалобы и исповеди, а потом произносил три магических слова: «Я верю вам».