Монах собрался с духом. Там она или нет, он должен ее найти, потому что дверь – это путь куда-то.
Вместо того чтобы снова сесть на лошадь, он, держа ее под уздцы, повел ее за собой. Путь к двери был недолгим. Монах приближался к ней смиренно, медленным торжественным шагом. Наконец он был у цели. Обогнув выступ, он поднял глаза.
Дверь была там.
Лошадь, следует отметить, тоже выразила сдержанное удивление.
В благоговейном страхе Монах упал на колени. Приготовившись к разочарованию, он не был готов к тому, что дверь будет на месте. Он смотрел на нее, чувствуя, как в его голове что-то щелкнуло и сдвинулось.
Такую дверь он видел впервые. Единственные двери, которые он знал до сих пор, были высокими, из легированной стали. За ними надежно хранились видеомагнитофоны, посудомоечные машины и Электрические Монахи. Эта же дверь была не выше его роста, деревянная, совершенно неказистая на вид. Она была белого цвета, с круглой медной ручкой и прорублена в скале. Ни происхождение, ни назначение ее не были ему известны.
Набравшись смелости, напуганный Монах встал с коленей и, таща за поводья лошадь, с опаской приблизился к двери и коснулся ее. Привычного сигнала не последовало. Монах в страхе отпрянул назад. Через мгновение он снова коснулся двери и легонько нажал на нее.
После этого он наконец отважился коснуться медной ручки, все еще ожидая сигнала. Подождав еще немного, Монах осторожно повернул ручку и почувствовал, как легко она поддается. Затаив дыхание, он испуганно переждал. Ничего. Тогда он потянул дверь на себя, и она открылась. Заглянув в щель чуть приоткрытой двери, Монах ничего не увидел в полутьме, ибо его глаза были все еще ослеплены ярким солнечным светом. Наконец, сгорая от любопытства и почти ничего не соображая от непроходящего удивления, он вошел в дверь, ведя за собой лошадь.
Несколькими минутами позже человек, притаившийся за камнями, перестав втирать в лицо пыль, поднялся во весь рост, потянулся и, отряхивая одежду, тоже направился к двери.
В стране Ксанад благословенной
Дворец построил Кубла Хан.
Читавший, несомненно, придерживался канонов той школы декламаторского искусства, которая полагает, что значимость и величие стиха наилучшим образом передаются с помощью доведенной до абсурда экспрессии. Голос чтеца то драматически взмывал ввысь, то стремительно падал, и тогда казалось, будто слова в испуге разбегаются, стремясь поскорее нырнуть в какое-нибудь укрытие.
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан…
Ричард, расслабившись, откинулся на стуле. Слова поэмы, хорошо знакомые каждому питомцу колледжа св.Седда, не обременяли память.