— Я не ослышался? — усмехнулся Узандаф. — Вы произнесли слово «симпатичный»?
— Да. И сам удивлен. Но, кажется, мое черное сердце слегка оттаяло в компании вашего — простите великодушно — несуразного внука и его подданных.
— Скорее уж, друзей.
— Тем более странно.
— У меня не было таких друзей, — признался старый герцог. — Правда, и сам я таким не был.
— Здесь стало тепло и весело, — сказал демон, и никто в Преисподней не поверил бы, что этот голос и интонации принадлежат ему, так грустно и проникновенно они звучали. — Здесь стало как в те далекие времена, когда наши семейства ненадолго прервали давнюю вражду и праздновали свадьбу вашего славного пращура Барбеллы и Моубрай Яростной.
— Как она? — спросила мумия.
— Неплохо. Насколько это возможно в ее возрасте и при ее потерях.
— Ужели она до сих пор что-то чувствует?
— Утверждает, что нет, — признался Бедерхем, — но кого она обманывает? Меня? Себя? Или Князя Тьмы? Вот уж бессмыслица. Любовь сделала ее ледяное сердце уязвимым, и оно уже никогда не перестанет испытывать боль и радость.
— Не знаю, соболезновать или поздравлять.
— И то и другое.
— Если это утешит мою прекрасную бабку, скажите ей, что у меня те же проблемы.
— Вы полюбили мальчика, — предположил судья.
— Кто его не полюбит? Даже Кассария, скажу вам под большим секретом, даже она пришла к нему лично. В образе, о котором мы, гораздо более умелые чародеи и славные воители, и помыслить не могли. И знаете, что он учудил?
— Что?
— Влюбился.
— В кого?
— В Кассарию. Вернее, в образ, который она ему явила. И теперь он затеял пересечь Тудасюдамный мостик.
— Те, кто пересекал Черту, вели себя разумнее, право слово, — поцокал Бедерхем раздвоенным языком. — Я испытываю к нему теплые чувства — то, чего не знал многие тысячи лет. Но я не ощущаю в нем могущества. Я не вижу вашей силы.
— Это горе, — признался Узандаф. — Высокое вдохновение битвы ушло, а власть и сила не пришли. Он может творить мелкие чудеса. Такими впору забавлять народ на ярмарке. Но, случись что, мы должны полагаться только на удачу. Я же почти бессилен.
— Проклятие снято.
— Я всего только обрел свободу и возможность выбора между окончательным уходом и нынешним существованием. Я выбрал этот замок, внука и целую толпу его коллег и друзей. Знаете, барон, мое жилище временами напоминает мне тот самый Детский гвардейский приют. Маловменяемые странствующие жрецы, безумные троглодиты, летучие мыши, страдающие бессонницей, пыхающие дымом феи — всякой твари по паре. Но я не жалуюсь, нет! Мне это стало нравиться. Я чувствую себя не просто живым, но и помолодевшим лет эдак на пятьсот — восемьсот. Но что касается былого могущества: пара тараканов — вот и все, что я могу поднять из праха. Сила оставила меня. А к моему мальчику не пришла.