День репортера в Нью-Йорке напоминает раскручивающуюся пружину часов. С утра - просмотр прессы, теленовостей, лент телекса. Для сведения, чтоб не повторить чего-то уж известного публике. Как всегда, ничего подходящего для "Всемирных новостей"… Звонок шефу бюро полиции по связям с прессой; он вскоре передаст дела сменщику. Мои неизменные две-три минуты для информации: убийства, грабежи, перестрелка групп, арест преступника - вся ночная жизнь города плывет мимо моего сознания, не вызывая никаких эмоций.
Выпуски местных теленовостей и так перенасыщены всякого рода происшествиями, разжигающими время от времени дремлющее воображение обывателя.
В окнах моего номера на тридцать шестом этаже гостиницы "Нью-Эс Плаза" - куча небоскребов. Знаменитых, вроде Эмпайра, "Пан Ам", башен-близнецов Торгового центра и безвестных каменных истуканов. Двухэтажный номер в "Плазе" - с гостиной внизу и спальней наверху - стоит двести девяносто долларов в сутки. Это дороговато для простого репортера, но весьма престижно для "Всемирных новостей". Хотя особых удобств там нет, администрация гарантирует, что тебя не ограбят в лифте. Для солидной публики - немаловажный довод. Один из Рокфеллеров, записывая мой адрес, присвистнул: мол, он себе такого позволить не может. Я пояснил миллиардеру, что, как иностранец, плачу в основном за вид на небоскребы, в том числе и его - рокфеллеровские. Он понимающе улыбнулся: только семейная церковь Рокфеллеров куда богаче и шикарнее "Плазы". И пускают туда бесплатно. Я же, тратя бешеные деньги на шикарные отели, не куплю ни одного небоскреба.
Наблюдая из окна жизнь небоскребов, я понял, что кто-то хитроумно придумал эти каменные мешки для такого разноликого города, как Нью-Йорк. Будто гигантские пылесосы, втягивают они по утрам в себя многомиллионую толпу американцев - негров, евреев, итальянцев, пуэрториканцев, немцев, славян, ирландцев, англичан, французов, китайцев, греков, - всех, чьи предки однажды вообразили себя новыми людьми - американцами, перемалывают этих разных людей, а вечером вытряхивают наружу опустошенные муляжи.
Вечером Нью-Йорк похож на сверхнапряженный электромеханический тренажер. Город возбужден, улицы перегружены. Сплошное мелькание колес, электричества, человеческих фигур. Океанский прибой ритмично ударяет в каменные стены.
Энергия городской жизни достигает предела. Кажется, вот-вот еще чуть-чуть, и вся эта скала Манхэттена нервно завибрирует и отделится от океанского дна, поднимется над Америкой и над всем миром, устремится вверх, в космос, в бездны Вселенной со всеми своими небоскребами.