В небоскребе меня узнавал каждый встречный. Люди подмигивали, улыбались, шутили, но в глубине устремленных на меня глаз чувствовалась тревога. Я их понимал. Некоторые провели здесь многие годы, почти не выходили на улицу, забыли о шуме, гари, толчее большого города. Они наблюдали его странную тесную жизнь в бинокли и подзорные трубы со своей величественной высоты. У них все было совсем другое: свежий воздух, великолепные восходы и закаты, самолеты и тучи в широких окнах, конторы и развлечения в нескольких минутах езды на лифте. Сейчас далекая земля представлялась опасной: оттуда проникли чужие и грозились разрушить одним нажатием кнопки все привычное. Жители Большого Джона знали о прежних взрывах "Адской кнопки": дневные выпуски газет были наводнены фотографиями разрушений.
Я отвечал всем обычной фразой: "Сегодня катастрофы не будет", - и это была чистая правда: сегодня - нет!
На спортивной площадке сорокового этажа мальчишки запускали модели самолетов. Я сел на скамью рядом со старой американкой. Она, как и я, наблюдала запуск стандартных игрушек. В руках у мальчишек - пульт управления. Нажата кнопка - взревели маленькие моторы. Вторая - разбег машин по площадке, подъем вверх. И вот начинается веселая чехарда в воздухе больших серебристых стрекоз.
– Мистер Бари, вы не считаете, что в мире стало слишком много игрушек? - спросила меня не очень любезно соседка.
– Что вы имеете в виду, мэм?
– Да хотя бы эти самолеты…
– У вас, наверное, здесь внук?
– Правнук… Я имею в виду, что он слишком бездумно управляет самолетом, не зная его назначения.
Стрекозы выделывали над нашими головами фигуры высшего пилотажа.
– Но они берут пример со взрослых, которые то и дело включают и выключают автоматы.
– Поймите меня правильно, мистер Бари, - дама повернулась ко мне, белозубо улыбнулась, - я не против разумной игры… Но нельзя ли объяснить тем людям, - она подчеркнула два последних слова, - что они играют со страшной игрушкой.
Неожиданно она встала, решительно пересекла ковровую дорожку, села на скамью напротив.
Я и не заметил, как на нашу скамейку взгромоздился негр. Сел, как садятся нарочито негры в присутствии белых: на спинку скамьи, спиной к нам. Штаны и ботинки - белые, носки - красные, рубашка - черная с закатанными рукавами.
Моя собеседница напоминала взъерошенную ворону.
Я спросил:
– Сэр, вы не могли бы сидеть, как все другие? - И прибавил: - Вы прервали разговор.
Негр мгновенно очутился в нормальной позе.
– Только ради вас, мистер Бари!
Кого-то он мне напомнил.
– Извините, что помешал.