— Никто не возвращался?
— Да все возвращаются, но жизнь им уже не в радость. Они видели садик товарища Сталина, и современность им теперь ничего не может предложить…
Они дошли до Киевского вокзала, мимо сине-свинцовой, тихой Москва-реки, мимо патентной библиотеки, мимо ТЭЦ, на которой Катька еще помнила надпись «Коммунизм — это есть советская власть плюс эликтрификация всей страны» («Знаешь, почему у них не получился коммунизм? Они не нашли плюса! Власть была, электричество было, а плюс утрачен еще Парацельсом!»), — и от Киевской доехали на метро до проспекта Мира, нагло целуясь на всех эскалаторах; там пересели и поехали в Свиблово, обнимаясь все тесней, все крепче, — дом был прямо у метро, рядом с деревянной часовней. Выходя из метро, Катька отключила мобильник. Если наш муж позвонит, весь кайф обломается. Она и представить себе не могла, как с ним говорить — это даже теперь, когда ничего еще не было; а потом…
Игорь жил на двенадцатом этаже.
— Слушай, — шепнул он в лифте, — а ведь ты нарочно решила так долго добираться. Теперь мы войдем, ты скажешь, что попьешь чаю — и сразу надо бежать, потому что уже поздно. Это будет совершенно в твоем духе.
— Ты дурак, — сказала она. — Если я хочу с тобой спать, значит, я буду с тобой спать.
— А дома что скажут?
— Это мои проблемы, не лезь туда, пожалуйста.
— Может, ты все-таки уйдешь ко мне?
— Может, и уйду. Подожди, ты же еще не знаешь ничего. Вдруг вообще ничего не получится.
— С какой стати? — Он чуть не выронил ключи.
— Ну мало ли. Есть понятие «антитело». Все хорошо, а в постели полная несовместимость.
— Типун тебе на язык. Милости прошу. Скромно, но просто.
— А что, — сказала Катька, — очень милая берлога. Я так себе и представляла. Давай, ставь барласкун, кыгырык, дырмыр, и тогда, возможно, мы будем немного тыбыдым.
— Кыгырык не завезли, — сказал Игорь виновато. — Они очень плохо снабжают в последнее время. Говорят, сами там ищите, раз у вас такая стабилизация.
— Ну и написал бы, какая тут стабилизация.
— Они не верят ничему. Зорге же тоже не верили.
— А зачем тогда держат?
— Хороших людей забирать.
— Ой, погоди… — Она отпихивалась, но слабо. — Отцепись, у меня и так ноги подгибаются. Я, что ли, в дыш сначала… Есть дыш?
— Есть, есть. Есть даже хылыт.
— Слушай, — обернулась она уже на пороге ванной, — а я ведь совершенно не в курсе твоей жизни.
— Очень своевременный, оправданный интерес. — Он выпрямился рядом с полузастеленной кроватью и скрестил руки на груди. — Я родился от бедных, но благородных родителей, получил порядочное образование, на землю попросился добровольно, будучи наслышан о трудной, но благородной работе разведчика…