— Игорь, у меня каждое утро с этого начинается. Если только он просыпается до моего ухода. Просыпается и вместо «доброго утра» говорит: «Надо валить». Тупо глядя в пространство, куда, видимо, предлагается валить.
— Да? И куда он хочет конкретно?
— Он не знает. Вообще у него есть какая-то еврейская родня, почти мифическая, по-моему… Свекровь намекала, что его папа был еврей. Они же не регистрировались, документов нет, но он уверен, что можно найти. И тогда его возьмут хоть в Израиле, хоть в Германии, а меня и Польку с ним.
— Нет. Я тебе предлагаю не туда.
— А куда? В Полинезию?
— Не-а.
— Ну, не томи.
— Ты девочка догадливая, сама поймешь.
— Не пойму, Игорь. У меня от ранних пробуждений ум набекрень, ты же видишь.
— Там двадцать слогов, Кать. Утомишься говорить.
— То есть к тебе домой? — проговорила она в некотором отупении.
— Да, да.
— Ну так мы туда и идем…
— Катя, ты прикидываешься, что ли?
Конечно, ее сбила с толку эта непривычная серьезность.
— Извини, милый. Я думала, мы действительно не шутим.
— Мы действительно не шутим, — сказал он и посмотрел на нее так, как не смотрел еще ни разу: так, по ее представлениям, должен инструктор по парашютному спорту подталкивать взглядом новичка.
Для издевательства это было слишком.
— Так, — сказала она.
— Именно так.
— Игорь. Честное слово, я очень устала.
— А уж я-то как устал, — выговорил он тем же тяжелым голосом, каким, бывало, пародировал комиссара-поэта. — Чрезмерное тяготение. Грязь. Террор. Невежество. Менеджеры среднего звена. Рос среди приличных людей. Аристократ. Любое требование — в ту же секунду. Дурык в постель. И что у меня здесь? Ничего, кроме дурык в постель, и этой дурык я не приношу ничего, кроме отчаяния. Летим, Кать. Я совершенно серьезно.
— Это такое предложение руки и сердца?
— Я могу взять пять человек, — сказал он другим голосом, деловито. — Больше пяти никак. Она не взлетит.
— Кто? Тарелка?
— Ну, назови тарелка. Хотя они мало похожи. Просто галлюцинации чаще всего бывают у домохозяек, вот им и мерещатся тарелки. Хорошо еще, что не веники. Тарелка на самом деле неудобна по форме, она плоская. Летательный снаряд должен быть узкий и высокий. Да увидишь.
— Возьми еще водочки, — попросила Катька.
— Зачем?
— Ну, может, поверю… Ты так рассказываешь…
— Я ничего не рассказываю, — сказал он. — Ты вообще ни хрена не понимаешь. Если бы ты знала то, что я знаю…
— И что ты такого знаешь?
Он отошел за водкой и принес еще два раза по сто.
— Что я знаю, это мое дело. Я и так тебе больше, чем надо, говорю.
— Слушай! — От водки Катька повеселела, ей стало тепло. — Ты меня так уговариваешь… прямо Сохнут. Я читала. И люди другие, и небо другое…