Вероятнее всего, он пролез через балкон. Очередной трюк, чтобы завладеть моим вниманием? Хотела было приказать ему выметаться, но его испуг если и был разыгран, то очень уж искусно. Может, Александр забыл упомянуть в списке своих прежних профессий актерскую? Вряд ли – числилось бы за ним лицедейство, так сказал бы в первую очередь, хвастунишка!
Я прошла к балкону и выглянула наружу, потом задернула плотнее шторы.
Убедившись, что я не собираюсь поднимать тревогу, репортер переместился в кресло, на глазах превращаясь в прежнего – самоуверенного и нагловатого молодчика. Я затянула пояс, зажгла наконец сигарету и уселась напротив.
– Ну и что это значит?!
– Меня хотят убить! – сообщил он.
– Будешь врать – выкину за дверь! – пообещала я.
– Я серьезно! – зашептал он и беспокойно заерзал в кресле. – Если они меня найдут, мне не жить!
– Что, снял какую-нибудь звездочку без трусиков? – спросила я. – А теперь ее секьюрити хотят голову тебе оторвать? Или не голову, а что-нибудь поважнее?
– Если бы… – он замотал головой. – Дело в том, что…
В этот момент в дверь негромко постучали. Репортер мгновенно растерял всю свою браваду и снова превратился в несчастное существо с запуганными глазами.
На этот раз я прижала палец к своим губам и, схватив Александра за руку, потащила в сторону душа; тот безропотно повиновался.
Стук настойчиво повторился.
– Анжелика! – раздался голос Лаевского. – Откройте, пожалуйста!
Я спешно вернулась к двери и открыла ее.
– Извините! Я только что из душа!
– Штессман прислал два пропуска, – сообщил Валентин Федорович, протягивая билет с нарядными виньетками. – Придется посмотреть на его творение – кажется, он в самом деле гордится этим фильмом. Не будем обижать человека!
Как мне было уже известно, Валентин Федорович весьма скептически относился к современному кинематографу, а к современному немецкому – тем более.
– Вы уверены, что это необходимо? – Я приложила руку ко лбу, изображая усталость, – нужно было разобраться с этим чертовым фотографом.
Не вышло!
– К сожалению, да! – подтвердил он. – К счастью, фильм короткий – меньше полутора часов. Начало сеанса в семь.
Я взглянула на часы – около шести.
– Буду готова через пятнадцать минут! – пообещала я, и Лаевский, кивнув, удалился.
– Послушай, – я вернулась в ванную к съежившемуся от страха журналисту, – мне нужно идти, понимаешь?! Так что быстро выкладывай, что случилось! Во что ты вляпался?
– Тебе лучше не знать! – заявил он вдруг.
– Ну тогда выметайся! – Я не на шутку рассердилась. – У меня хватает своих проблем!
Он хмыкнул недоверчиво: мол, знаем, мы ваши заботы – тампон вовремя поставить да не забыть посмотреть по телевизору последнюю серию латиноамериканской лабуды! Он по-прежнему считал, что имеет дело с какой-то девочкой, опекаемой богатым папиком.