Я водворила их на место, чувствуя, как гулко бьется сердце, и поискала в себе силы, чтобы войти в кабинет и вновь пережить то жуткое мгновение, когда обнаружила Гертруду Гигантс на полу подле опрокинутой стремянки, в компании с совком и метелкой. Но так и не нашла.
Вместо кабинета я отправилась в гостиную, которая манила темным провалом открытой двери. Комоды и кресла глазели на меня с таким видом, что было ясно: стоит переступить порог, как они кинутся ябедничать хозяевам. На всякий случай я остановилась в дверях и постаралась представить тех, кто присутствовал на заседании Домашнего Очага. Женева и Барселона Миллер, сэр Роберт и Морин Помрой, полковник Лестер-Смит, Том Эльфусс и Кларисса Уитком. Призраки послушно расселись по своим местам. Их лица и тела обретали плоть, голоса гулко разносились по дому по мере того, как память услужливо подсказывала все новые детали. По спине у меня побежали мурашки, руки стали липкими, словно их вымазали клеем.
О чем эта комната пыталась мне сообщить? Может, призрак миссис Гигантс подталкивал меня к разгадке? Или всему виной портрет Джессики с сиреневым бантом между ушей и громадным рубином на лапе? Терьерша выглядела как живая, казалось, она зальется негодующим тявканьем, если я вздумаю пошевелиться.
Внезапно я перенеслась в гостиную Мерлин-корта. Наяда невозмутимо потягивает херес, хрустит печеньем, я ставлю свой стакан на каминную полку и смахиваю фарфорового пуделя… И тут на меня нашло запоздалое озарение, почему я тогда не могла оторвать глаз от пола. Осколки фарфоровой собачки пробудили в моей памяти некое воспоминание. И именно поэтому, не отдавая себе в том отчета, я вернулась в «Высокие трубы». Еще несколько деталей мозаики встали на свое место. Я судорожно рылась в памяти, пытаясь припомнить что-нибудь еще. Так бывает, когда вдруг забудешь какое-то слово, а оно вертится у тебя на языке, раздражая и лишая душевного покоя. Лучшее средство вспомнить проклятое слово – отвлечься.
Я подскочила от резкого звука, но это был вовсе не заливистый лай любимицы Барселоны. Звонил телефон. Пронзительное верещание все не умолкало. Наверное, Фредди, мрачно подумала я. Вот болван! Мои нервы отнюдь не успокоились, когда телефон перестал трезвонить. Сорвав с вешалки плащ и подхватив туфли – одеваться было некогда, – я опрометью бросилась к двери, едва не забыв погасить свет.
Чувствуя себя последней идиоткой и трусихой, я прыгнула в машину и вдавила педаль газа. Автомобиль заревел и рванул прочь от дома. Туфли я все-таки надела, а плащ швырнула на соседнее сиденье. Дворники ожесточенно елозили по стеклу, но дождь хлестал с такой силой, что я едва различала дорогу. Слишком резко крутанув руль, я вылетела в кювет. Игриво подпрыгнув, машина замерла в заросшей травой канаве, напоминая собаку, уютно примостившуюся в корзинке. Пять минут я разъяренно терзала ни в чем не повинный механизм, пытаясь выбраться на дорогу, но лишь убедилась, что без подъемного крана здесь не обойтись. Впереди замаячила перспектива добираться домой пешком под проливным дождем.