Как и все люди, я могу умереть завтра, это меня совсем не приводит в содрогание. Автомобильная катастрофа, агрессивное нападение, разрушение мне на голову строительных лесов, когда я прохожу мимо, – все может произойти. Для меня совершенно непереносимой была бы неизлечимая болезнь или возможность навсегда остаться калекой. Но здесь для меня нет проблем. Если так будет, я покончу с собой. Одна из самых прекрасных реальностей, представляемых жизнью, – это выбор собственной смерти. Мне нравится свободный жест Хемингуэя, пустившего себе пулю в лоб, когда он понял, что не может больше заниматься любовью. Я никогда не соединяю Эроса и Танатоса – любовь и смерть. Я знаю людей, которые страстно хотят познать поцелуй смерти. Почему бы нет? Некрофилия тоже стоит в ряду человеческих фантазий. Это такая же страсть, как и другие. Это вопрос вкуса.
Я вспоминаю роскошный прием на загородной вилле недалеко от Афин, принадлежащей одному из самых известных столичных адвокатов. Мужчины в черных галстуках, дамы в длинных платьях. Все подготовлено для какого-то ритуала. Мой приятель, сопровождавший меня на этот вечер, сказал: «Ты увидишь, все будет специфично». Около сотни гостей медленно прогуливались по парку, как в немом фильме Кармело Бене. Внезапно появился камергер и хлопнул в ладоши: все направились в зал, освещенный необычайно ярко. В центре зала – огромный стол, покрытый нарядной скатертью с золотым и серебряным шитьем. Давящая тишина. Каждый слышит собственное дыхание. Появились два человека, которые несли какое-то тело, завернутое в саван. Они положили его на стол и сбросили белую ткань: прекрасная женщина лет тридцати, умершая, наверное, около трех дней назад, которую «позаимствовал» владелец дома для организации похоронной церемонии. Он смотрел на нее, страстно целовал и безуспешно пытался овладеть ею, так как окоченевшее тело не поддавалось. Через несколько минут он, распростертый, испустил свой последний вздох на предмете своего страстного желания. Погребальная вакханалия… Но я должна признаться, что этот реквием произвел на меня очень сильное впечатление.
Страшная ностальгия охватила меня. Но я не позволю, чтобы она опустила мою жизнестойкость до нулевого уровня, занесла меня в пучину слабости и стенаний. Я сейчас позвоню, найду всех, кто согревает мне сердце и тело, кто заставит меня смеяться, танцевать, унесет меня на планету нашей свободы. Все эти, а также другие, незнакомые мне, которых я встречу завтра на каком-нибудь вечере в ресторане или на конгрессе, те, с которыми я поеду в Амстердам или в Африку, те, которые будут меня нежно бесчестить в Булонском лесу, – они все создают твердую основу моего предназначения. Да, я думаю только о себе, но мне нужны другие; я живу только для себя, но долгое одиночество невыносимо. Гегель говорил, что несчастные люди запутаются в своих противоречиях; я не из их числа, я преодолею свою хандру и найду опять удовлетворение в моей деятельности. Моя жизнь – это вызов моему мрачному настроению. Этот вызов питает целую плеяду таких же решительных безумцев, которые идут по жизни вместе со мной.