Лысые продолжали отжиматься. Рожи у них были малиновые, оттопыренные уши горели.
Рядом сидел на бревнышке капитан-десантник в щегольской, с иголочки, полевой форме.
И командовал: делай раз, делай два.
ББМ бросила разминку и начала медленно стягиваться к этому цирку. Вся бригада, как один человек.
Впереди шагали старшие призывы. Тут были не очень добрые люди, и откровенно злые люди, и просто дураки, и сволочь бессовестная — за многими приходилось следить, чтобы они не довели молодого бойца до попытки дезертирства. Но вся эта разношерстица шла, будто намагниченная, подивиться на редкое издевательство. И у распоследней нашей гниды лицо было удивленное: ишь ты, надо же!
Лысые выглядели неважно. Отжимались они уже из последних сил. Вероятно, их крепко загнали на пробежке. Кто-то из наших ткнул пальцем: гляди! Бригада недовольно загудела. Я присмотрелся и увидел, что под некоторыми кулаками щебенка стала розовой.
Капитан оглянулся и широко раскрыл глаза.
Перед ним стояли, руки в карманы, молодые люди, одетые с явными отступлениями от формы одежды номер два. Сплошь в кедах и тельняшках, многие с подтяжками и кожаными брючными поясами. Впереди я, голый по пояс, зато в красивых ярких кроссовках.
Лица у нас были мрачные.
— В чем дело? — через губу поинтересовался капитан.
ББМ молчала, не зная, как выразить свое отношение к происходящему.
Лысые перестали отжиматься. Они были уже все в слюнях и пене. Те, что покрепче, глядели на нас снизу вверх с живым интересом, благодарные за передышку.
— Разрешите обратиться? — я вынул руки из карманов.
— Обращайтесь. — процедил капитан.
— Вот это… — я никак не мог найти подходящие слова. — Голыми руками на щебенке… Это такая особая тренировка для десанта?
Капитан подумал и ответил:
— Идите отсюда.
— У них же кровь течет из пальцев, товарищ капитан!
— Молодой человек! — сказал капитан. — Не мешайте заниматься! Кру-гом!
ББМ дружно сплюнула под ноги, даже не думая выполнять команду.
Тогда отвернулся капитан. И сказал своим лысым:
— А вы не обращайте внимания. Из этих… — он ткнул пальцем за спину, — никогда не получатся десантники!
Как бригада принялась ржать — двадцать лет прошло, а помню.
Мы даже лысых перестали жалеть.
Да и чего их жалеть, смертников, если у них самоходные пушкари, и те должны через полчаса боя геройски откинуть сапоги.
У нас-то дивизион "рассчитан" в среднем на целых три часа.
Есть, чем гордиться.