Особенно — молчаливое согласие офицеров. Ах, тебя заставили сделать то-то и то-то? Ну, мы тебя накажем, чтобы в следующий раз не заставили. Сам виноват, что слушаешься дедов…
Через несколько дней ко мне подошел один сержант из моей партии и с непонятной обидой в голосе сказал:
— Вот, ты в поезде говорил, нас много, отобьемся…
— Где ты был вчера, когда меня тут, прямо на этом месте, били?! — зарычал я. — Когда пытались мне крючок сквозь горло застегнуть? Тебя не было. Никого не было. Ни одна гнида не подошла. Так запомни: я здесь выживу, а ты — сдохнешь!
Он ушел, чуть не плача. Ничего, не сдох.
И я выжил. Из нашей партии, насколько помню, никто даже не пытался дезертировать. Солдаты бегали, сержанты нет.
…В первый день мы с Тхя отправились бетонировать площадку под караульную вышку.
— А ты молодец, — сказал Тхя. — Работы не боишься.
Я пожал плечами. Чего ее бояться, работы. Я боюсь, когда людей вокруг избивают ни за что, а те не сопротивляются.
— Что все это значит? — спросил я. — Почему такой ужас? Не верю, что никто не пытался офицерам настучать.
— Командир бригады скоро уходит на повышение, — объяснил Тхя. — Значит, у нас не может быть ЧП в принципе. Что бы ни случилось в ББМ — этого не было. Стучали уже не раз. Бессмысленно. ББМ удивительная часть, я думаю, ты больше нигде такой не увидишь: стукача здесь считают не подлецом, а просто идиотом! На него даже не очень сердятся — чего взять с дурака? Все равно никого на "губу" не посадят, это ведь испортит наши показатели.
И мы продолжили заниматься важным делом — готовить площадку под караульную вышку для бригады, в которой нет караула. Здесь тебе могли дать автомат, но ни за что не дали бы патронов. Позже воспоминание об этом казусе очень развеселит, когда в мои руки попадет десяток атомных мин…
На следующий день я увидел нечто вообще из ряда вон выходящее: Арынов свалил наземь черпака и топтал его ногами. Черпак выл и жаловался, но не пытался сопротивляться.
Я мог бы растащить эту мелкоту за шкирки. Но рядом стояли еще двое, оба меня покрепче, и наблюдали за экзекуцией. Они не вмешались даже когда у черпака на губах появилась кровь. И я убеждал себя: вероятно, бьют за дело, он в чем-то серьезно провинился. Сейчас влезу в драку, огребу по первое число, да еще и дураком окажусь полным, да в казарме потом снова отметелят за нападение на деда — оно мне надо?
Не помню, в чем провинился черпак, то ли водки не принес из самоволки, то ли денег в долг не дал. Я многое забыл из того времени. Своих проблем хватало — в бригаде узнали, что я москвич. Как нарочно, в ББМ всегда был ровно один москвич. И совсем как нарочно, до меня роль москвича исполнял некто Башмаков. Он оставил по себе такую память о жителях столицы, что хоть волком вой. Первый вопрос ко мне был: