— Отставить сеть, — сказал Афанасьев, чем весьма нас обрадовал. Раскатать и закрепить маскировочную сеть минутное дело. Жить под сетью уютно. Но закидывать ее обратно на крышу машины и там скатывать в аккуратный рулон довольно муторно, потому что сеть за все цепляется. Она ведь сеть.
Афанасьев критически оглядел свое воинство, прикидывая, чем бы его занять. Задача выглядела непростой. Послать меня или Косяка на поиски кухни было боязно: вдруг потеряемся. Приказать "навести порядок на территории" — глупо, какой тут порядок. Оборудовать согласно Уставу отхожее место? Нема дурных им пользоваться, здесь же песок, над ямой присел — считай, упал в нее. А если… Ну, что вам сейчас в голову взбредет, товарищ майор?
По счастью, у Афанасьева была замечательная черта: когда ему не хватало своих идей, он присваивал чужие. Иногда это раздражало, чаще — выручало.
— Песка и иголок в кунге будет по уши… — шепнул я Косяку. — А щетки приличной нет, только "смётка".
— Значит, так! — распорядился Афанасьев. — Вяжите веники!
Мы с Косяком сделали удивленные лица.
— Чтобы в кунге подметать, — объяснил Афанасьев нам, непонятливым. — От машины не удаляться. Мы с капитаном идем на КП и попутно осуществляем… Разведку местности вообще.
— Кухня, кухня, — ввернул капитан Дима Пикулин. — Столовая.
— Все за работу! — провозгласил Афанасьев.
Офицеры скрылись за деревьями.
— Лезь в кабину, отдыхай, — сказал я Косяку. — Люблю вязать веники. Честно. В кунге есть моток бечевки, я еще и метлу сконструирую всему полигону на зависть. Топор только дай. Не говори, что его нет, умоляю.
— Как ты думаешь… — протянул Косяк, глядя вслед Афанасьеву. — У Афони тут много знакомых? Мне кажется, много.
— Полно. А у Димы еще больше. В ближайшие трое суток мы редко будем видеть наших офицеров. Соскучиться успеем.
— Тогда вяжи веники, — сказал Косяк, открыл дверь кабины и достал из-под сиденья топор.
***
Офицерская вермишель отличается от солдатской тем, что ее промывают. И ест офицер в палатке из тарелки, а не под открытым небом из котелка. Только солдат через год-два уволится, а офицеру такая романтика — надолго.
Со стороны может казаться, что именно поэтому офицер должен цепляться зубами и когтями за любой минимальный комфорт. Чтобы в палатке и из тарелки. Хоть самую малость вырвать у суровой офицерской судьбы. Хоть немного от солдата отличаться.
Ерунда. Офицер об этом даже не думает, ибо указанный минимум комфорта ему полагается по званию. Есть такое могучее армейское слово: "положено". Так вот, офицеру — положено, чтобы его кормили как белого человека официанты в белых халатах. Что за дрянь у офицера в тарелке, не суть важно, но обставлено все должно быть цивилизованно и с уважением к статусу. Армия может измываться над офицером как угодно, но вот если она "положенную" малость зажмет, тут он страшно обидится. Тут у него глаза полезут на лоб от изумления: да за что ж меня так?! Ведь в мирное время только эта малость и отделяет его — профессионального воина, — от нас, гражданских идиотов, временно попавших в войска.