– Это чистая правда, – сказала она, глядя ему в глаза.
– Облачение, которое я надеваю на воскресную мессу и по случаю больших церковных праздников, хранится в моей личной гардеробной в церкви. Моя добрая экономка регулярно чистит ее и тщательно отглаживает. Однако, покидая церковь, я переодеваюсь в цивильный костюм, а сутану оставляю в закрытом платяном шкафу. Ты с этим согласна?
– Да, – пролепетала Офелия, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Разумеется, мои пасторские обязанности не ограничиваются проведением различных церемоний и обрядов в стенах храма. Я регулярно навещаю свою паству, утешаю больных и страждущих, помогаю прихожанам, обращающимся ко мне за вспомоществованием, – конечно же, по мере своих сил и возможностей.
Офелия поймала себя на том, что его голос убаюкивает ее, и тряхнула головой.
– Тем не менее, когда я возвращаюсь домой и сажусь вместе с тобой за обеденный стол, – продолжал Джайлз, как-то особенно тепло посмотрев на нее, – а уж тем более когда я ложусь в одну с тобой постель, я становлюсь для тебя только супругом, не более того! И тогда моя единственная обязанность – супружеская, призванная сделать тебя счастливой. Я люблю тебя, Офелия!
Она тихо охнула, не найдя слов, чтобы выразить свои чувства.
– В Библии на этот случай имеются стихи. Конечно, я не стану их цитировать сейчас, но скажу, что Господь даровал нам чудесные природные инстинкты. И я, с твоего позволения, просвещу тебя относительно того, как нам им надлежит следовать. Ты хочешь, любовь моя, узнать, как обернуть этот бесценный Божий дар к своему удовольствию? Хочешь ли ты познать сладость запретного плода?
Офелия чувственно вздохнула и затрепетала. Джайлз не стал больше утомлять ее философскими рассуждениями и риторическими вопросами и перешел от слов к делу.
Он взял ее за руку и начал целовать ей пальцы. Прикосновение его губ к ее коже было необыкновенно нежным. Все ее глупые опасения растаяли, и она, совершенно раскрепостившись, с головой окунулась в пучину новых ярких ощущений.
Джайлз принялся целовать Офелию в запястье и ладонь. По всему ее телу пробежала дрожь. Джайлз взял ее на руки и уложил на подушки. Офелия шумно задышала. Джайлз встал и начал раздеваться. Офелия с неподдельным интересом наблюдала за ним. Когда же пришла очередь снять брюки, Офелия зажмурилась и покраснела…
О каких же, любопытно, природных инстинктах он говорил? Уж не из-за них ли она так дрожит и нервничает, когда он обнимает ее и целует? Ей хотелось прикрыть свое пылающее от стыда лицо, но при этом она чувствовала, что не променяет новые ощущения ни на какие сокровища.