Тео был очень похож на свою мать. Он, без сомнения, унаследовал от Ирэн Белл быстрый ум и любознательность. И если иногда он нервировал взрослых своей прямолинейностью, то в остальном он был хорошим ребенком и очень послушным. За весь год пребывания Одры у Беллов он ни разу не доставил ей неприятностей.
Громкий бой часов, раздавшийся из спальни, напомнил Одре о времени – пробило десять. У Тео болело горло, и, хотя ему было лучше, сегодня она вела его на осмотр к врачу.
Она поспешно прошла в другую комнату, взглянула на себя в зеркало, пригладила рукой волосы, подстриженные летом, затем подошла к стоявшему в углу шкафу. Она достала теплое зимнее пальто и шляпу, а также толстый шерстяной шарф с перчатками в связи с «арктической» погодой, которая, по предсказанию садовника и впрямь пришла в эти края.
Его звали Винсент Краудер, и он был своего рода мятежником. Он родился в 1903 году, за пять минут до полуночи, в двенадцатый день июня, во время такой страшной грозы, какой новый век еще не видел. Крепкий, здоровый, девятифунтовый младенец явился в этот мир, громко крича и размахивая кулачками, с красным, искаженным от крика лицом и так бурно проявлял свой темперамент, что доктор сказал акушерке, что поведение новорожденного сравнимо только со свирепостью разыгравшейся стихии.
Впоследствии мать называла его Буревестником. И она меньше других была удивлена, когда ее непокорное дитя превратилось в непокорного мужчину, бывшего к тому же «белой вороной» и всегда выделявшегося из толпы.
В каком-то смысле он был рожден, чтобы всюду находиться в центре внимания и притягивать других силой своего характера, необыкновенной внешностью и обаянием, которым природа наделила его в избытке. Кроме того, на пользу ему шло и еще одно качество, называемое его отцом «хорошо подвешенным языком».
Винсент, первенец Элизы и Альфреда Краудеров (всего детей у них было восемь), будучи ребенком, отличался почти девической миловидностью, но с годами она превратилась в настоящую мужскую красоту. По поводу присутствия в нем сильного мужского начала ни у кого и никогда не возникало сомнений. Оно просто бросалось в глаза. Поэтому женщины, млея, буквально падали к его ногам уже с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет. Он был сведущ во всем, что касалось отношений с ними, и в совершенстве постиг правила любовных игр в совсем еще юном возрасте. Теперь ему было двадцать четыре года.
Он был необыкновенно хорош собой. Особенно сильное впечатление производила яркость его внешности. Блестящие черные волосы и черные брови резко контрастировали со светлой кожей щек, чуть розоватого, подобно цветку персика, оттенка. У него были холодноватые зеленые глаза – цвета светлого турмалина, опушенные густыми черными ресницами. Его глаза и кожа были предметом зависти его сестер, как, впрочем, и многих других женщин.