– Знаешь, а это могло бы быть правдой.
Сразу поняв, что она имеет в виду, Винсент, не задумываясь, ответил:
– Может быть, и могло, но на твоем месте я не стал бы тратить время на подобные раздумья.
– Почему?
– Потому что ты никогда не узнаешь правды. Твоя мать – единственный человек, который мог бы раскрыть тебе глаза, но она умерла.
– Но она могла довериться бабушке Фрэнсис. Я уже говорила тебе, что они были очень близки.
– Но ты же не собираешься спрашивать об этом старую леди?
– Может быть, и спрошу.
Но Одра так ни о чем и не спросила свою двоюродную бабушку.
Приехав в коттедж «Беделия» они сразу же поняли, что старая леди очень слаба. Близился вечер, но погода была по-прежнему чудесная – солнечная и теплая. Несмотря на это, окна были плотно закрыты, и бабушка сидела перед огромным затопленным камином в захламленной гостиной, накинув шелковую шаль на иссохшие плечи и протянув руки к огню.
Одра провела Винсента через комнату, тесно заставленную викторианской мебелью и наполненную безделушками. Давно забытый запах этой комнаты сразу же напомнил Одре о прошлом. В сухом, пыльном воздухе витал запах перезревших яблок, лака для мебели и сухих духов, как это было в те годы, когда она приходила сюда ребенком. И, когда она наклонилась, чтобы поцеловать морщинистую щеку, на нее пахнуло смесью нафталина, лавандовой воды и мяты. Одру охватило чувство нежности к Фрэнсис Рейнолдс. Внезапно нахлынувшая ностальгия не отпускала ее в течение нескольких минут.
Бабушка Фрэнсис была вне себя от радости, что ей наконец привелось увидеть Одру после столь долгой разлуки и познакомиться с Винсентом. Хотя появление внучки с мужем и удивило ее, она сразу же почувствовала к нему расположение, по крайней мере так показалось Одре. Она щебетала как маленькая яркая птичка, и приветливо улыбалась. Время от времени она кивала головой, похлопывая Одру по руке и задавая очередной вопрос о ее жизни.
Одра, в равной степени радуясь встрече с бабушкой, старалась ответить на все ее вопросы и одновременно внимательно разглядывала восьмидесятилетнюю старушку. Она выглядела такой же хрупкой и прозрачной, как тонкие, словно бумага, фарфоровые чашки, из которых они пили чай, и Одра подумала, что если на нее дунуть посильнее, то она рассыплется. Насколько Одра могла помнить, бабушка Фрэнсис всегда была седовласой и худенькой, но теперь в ней появилась иная хрупкость, отчего ее захотелось завернуть в вату.
Старые кисти, старая плоть, которые скоро обратятся в прах, подумала про себя Одра, и по ее рукам пробежал холодок, несмотря на жару в комнате. Интуиция подсказывала ей, что скорее всего она видит свою двоюродную бабушку в последний раз. Фрэнсис Рейнолдс была очень, очень стара; жизнь ее на этой земле подходила к концу. Одра поняла также, что не следует расспрашивать бабушку о прошлом своей матери. Это могло слишком расстроить старую леди, которая с таким обожанием относилась к Эдит Кентон, всегда была так ласкова с ней самой и так приветливо встретила Винсента.