— С кем это вы здесь, Павел Лаврентьевич? — спросил я дедова друга.
— А-а, углядел, заметил, молодец! — живо откликнулся мастер. — А то уж было я сам тебе хотел на этот снимок показать да похвастаться. Думается, ты-то про этого искусника знать должон!
— Так кто же это?
— Да Серьга, — с деланно-небрежной горделивостью ответил он. — Сергей Тимофеич, тож мой дружок давнишний…
— Какой такой Сергей Тимофеич?! — придирчиво и ревниво спросил дед.
— Да я ж тебе, Николай, стоко разов про него рассказывал! — искренне возмутился его друг. — Тоже мастер по дереву, токо знатнеющий боле всех, на весь мир прославленный. Но он не по мебелям специалист, а людей с дерева вырезывает. И поясные фигуры, и в рост. Великий мастер! Памяти у тя никакой, Колька!
— А-а, так позря шумишь, я помню, про кого речь. Как не помнить! И в музее нашем талабском до войны два его статуя, его работы две стояло, в войну пропали куды-то… По сю пору жалею, что с им не встретился, когда он в Талабск приезжал, ну, вот когда вы тут с им и сфотографировались, лет уж семь аль восемь тому: ты, помню, звал, а у меня тля на сад напала. Жалко! На имена-отчества-то у меня память впрямь слаба стала, а фамилию его помню — Конёнок, да?
Услышав всё это от обоих стариков, я ахнул: “Конёнков?! Неужели? Сам Сергей Конёнков!” Потом ещё раз вгляделся в лицо бородача с гривой на фотоснимке: да, никаких сомнений. Фотограф запечатлел знатного краснодеревщика дружески беседующим со всемирно известным скульптором, с одним из самых великих ваятелей ХХ столетия. С Сергеем Конёнковым!
Это открытие меня просто потрясло. А дедов друг спокойно, даже, говорю, с некой нарочитой небрежностью, в глуби которой всё-таки слышалась явная гордость, повествовал:
— Мы с им ещё до первой мировой познакомившись были. Как первая революция, пятого года, кончилась, выставка всероссийская была устроена, там и изделья побывали. Вот их там Конёнок и увидал — да, он сам себя-то Конёнком любил звать и свои мне статуи показал. Он ить не только по дереву мастером был: и лепил, и камень резал, особенно с млабора добро у него фигуры получались. И в ковке, и в медном литье тоже толк знал… Но мы-то с ним на деревесном ваянье сдружились: тут уж и мне довелось его кой-чему поучить. В Москве у него я гостевавши, в мастерской евонной. Вот он, Сергей Тимофеич-то, мне тот германский, золингенских сталей, инструмент и подорил…
— А… как же так получилось, что вы с Конёнковым так… подружились, что он вас и в гости к себе позвал приехать, и всё прочее? — Я медленно подбирал слова, опасаясь, что могу задеть самолюбие старого мастера. — Он ведь уже тогда знаменитым скульптором был…