взорвать коалицию. Пока царская империя в ее нынешнем составе не будет сотрясена, эта цель будет недостижима. Риск, конечно, велик и успех не обязательно будет гарантирован. Я ни в коем случае не недооцениваю последствия, которые может повлечь этот шаг для нашей внутриполитической жизни. Если мы в состоянии в военном смысле добиться окончательного решения в нашу пользу, то такой вариант, разумеется, был бы предпочтителен. В противном случае, по моему убеждению, нам остается только попробовать это другое решение”.
“Другое решение” немцы стали искать по прошествии всего нескольких месяцев после начала войны. С этой целью ими анализировалась и изучалась деятельность всех оппозиционных партий и группировок России, включая, разумеется, и большевиков. Фамилия “Ленин” появляется в немецких внутренних документах в первый раз 30 ноября 1914 года в связи с арестом группы социал-демократических депутатов Российской Государственной Думы. Докладывая об этом, агент немецкого МИД, некий Кескюла, молодой эстонец немецкого происхождения, сумевший втереться в ряды социал-демократов, сообщил, что арестованные являются сторонниками Ленина. Из Берлина последовали запросы передать дополнительные сведения о Ленине и большевиках. Кескюла прилежно строчил донесения, переводил ленинские статьи об империалистическом характере войны, о необходимости добиваться поражения в ней царизма, о “предательской линии” “меньшевиков-оборонцев”, о том, как важно превратить войну империалистическую в войну гражданскую. На Ленина и большевиков стали обращать все больше внимания.
Почему? Потому что все другие оппозиционные силы в России — слева направо — хоть и выступали против царского режима, но главным образом потому, что он, мол, плохо воюет с немцами. Берлин же искал того, кто будет не лучше воевать с Германией, а не побоится развернуть, невзирая на войну, революцию в России и выступить за немедленное заключение мира. В этом случае коварный замысел развала России изнутри, победы над ней и осуществления крупных аннексий мог и “выгореть”. С неизбежной в случае русской революции угрозой революции в Германии немецкое руководство считалось, но исходило из того, что с ней удастся совладать. Игра ведь велась ва-банк, на кону было будущее Германии, и готовность Берлина идти на риск была соответственно велика.
Но дело не исчерпывалось только этой готовностью, граничащей с авантюризмом. Гротеск возникшей ситуации буквально бьет в глаза. В Германии были и свои большевики, призывавшие к революции и свержению кайзера. Но русскому императорскому двору и российской политической элите и в голову не приходило связываться с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург или “Союзом Спартака” для того, чтобы свергнуть Вильгельма II, ускорить германскую революцию и таким способом вывести из войны Германию. Такая мысль, кстати, не занимала в ходе Великой Отечественной войны и Сталина, никогда не пытавшегося с помощью немецких коммунистов загонять немецких пленных в некую “освободительную” армию, как это делали немцы с нашими пленными, опираясь на изменника генерала Власова.