Между тем битва кончилась полной победой моих людей, и я мог приступить к осмотру добычи. Добыча оказалась громадной. От одного из раненых матросов поврежденного экипажа я узнал, что галера эта принадлежала одному из самых богатых купцов ганзейского города Любека. Купец этот отправился в Венецию вместе со своей дочерью, невестой одного итальянского синьора. На борту корабля находилось также роскошное приданое молодой девушки.
Прошло несколько часов, пока мы окончили осмотр и дележ добычи, а также перегрузку на наше судно сундуков, ящиков, тюков и прочих вещей. Я уже готовился уйти с галеры, решив потопить ее вместе с пленниками, которых приканчивали мои люди, как вдруг на залитой кровью палубе появился старик в одежде странника.
Мы были крайне удивлены, так как нигде не видели его раньше. Очевидно, он ехал в качестве пассажира и во время битвы где-нибудь прятался. Старик подошел ко мне, и, устремив на меня странно пылающий взгляд, сказал:
– Не окажешь ли ты мне, капитан, гостеприимство на твоем корабле?
Я не отличался мягким сердцем, но этот старик, не знаю почему, внушил мне какое-то странное уважение к себе. Кроме того, своей белой бородой и орлиным носом он напоминал мне моего отца, которого я очень любил. Да и что мог значить один человек против шестидесяти таких молодцов, как мои матросы? Я сделал знак согласия и благосклонно ответил:
– Добро пожаловать на борт моего судна, почтенный старец! Я найду, где поместить тебя, и у меня найдется достаточно хлеба и вина, чтобы прокормить тебя. Если же наше кровавое дело противно тебе, то мы высадим тебя на берег при первом же удобном случае.
Старик поблагодарил меня, и я поместил его в той же самой каюте, которую занимает теперь Агасфер.
Чтобы отдохнуть от утомительного дня, я приказал устроить большой пир. Мы захватили столько вина и всякой снеди, что угощение вышло грандиозное.
Для себя, моего помощника и старика я приказал поставить отдельный стол; пираты же пировали на палубе, где кому больше нравилось.
Я был в самом лучшем настроении духа, смеялся, шутил со странником и поздравлял его со счастливым избавлением от резни. Он улыбнулся и ответил, что не боится смерти. Я возразил, что я не боюсь смерти, и мы с помощником наперерыв хвалились нашими подвигами.
По мере того как я выпивал кубок за кубком, моя кровь начинала разгораться. Красавица-невеста, захваченная в плен, стала казаться мне все обольстительней, и мною овладело пылкое желание обладать ею.
Я встал и ушел в свою каюту. Молодая девушка уже очнулась от обморока и сидела, закрыв лицо руками. При моем появлении она встала и устремила на меня пылающий взор.