— Джоуслин, мы не можем быть немилосердными, — сказала мисс Прентайс с холодным блеском в глазах. — Я осмелюсь сказать, что бедняжка Идрис вполне сможет сыграть небольшую роль.
— Я слишком стар, — проговорил Джоуслин.
— Что за чепуха, дорогой. Конечно, это не так. Мы найдём для тебя что-нибудь подходящее.
— Не дай Бог, если у меня будет любовная сцена с Кампанула, — сказал эсквайр без особой учтивости в голосе.
На лице у Элеоноры появилось то привычное для неё выражение, с которым она выслушивала ругательства, но глаза её все так же холодно и самодовольно блестели.
— Джоуслин, я прошу тебя, — сказала она.
— Кого же сыграет Дина? — спросил Генри.
— Ну что ж, так как Дина почти профессионал…
— Она — профессионал, — сказал Генри.
— К сожалению, да, — согласилась мисс Прентайс.
— Почему к сожалению?
— Я довольно старомодна и считаю, что сцена — это не лучшее место для добропорядочной девушки. Но, безусловно, Дина должна играть в нашем маленьком спектакле. Если, конечно, она снизойдёт до столь скромной сцены, как наша.
Генри открыл было рот, собираясь что-то сказать, но не успел.
— Вот они, — раздался голос эсквайра. Послышался шум колёс по гравию, а затем раздались два весёлых гудка старинного клаксона.
— Я пойду встречу их, — сказал Генри.
* * *
Генри прошёл через холл. Он открыл большую входную дверь и почувствовал, как свежий воздух долины прикоснулся к нему своими холодными руками. Пахнуло морозом, сырой землёй и мёртвыми листьями. В пятнах света, который шёл из окон дома, появились три фигуры — люди вышли из маленькой машины. Это были ректор, его дочь Дина и высокая женщина в нелепой широкой шубе — Идрис Кампанула. Генри произнёс обычные слова приветствия и пригласил всех в дом. Появился Тэйлор, дворецкий, и умелыми руками взялся за поношенное пальто ректора. Генри, не отрывая глаз от Дины, возился с мехами мисс Кампанула, которая все время что-то говорила, так что казалось, будто её голос заполнял весь холл. Это была крупная и очень высокомерная старая дева с внушительным бюстом, румяным лицом, жёсткими седыми волосами и огромными костлявыми руками. Одевалась она безвкусно, но очень дорого, так как была весьма и весьма богата. Считалось, что они с Элеонорой Прентайс большие подруги. В основе их союза были общие антипатии и интересы. Обе они обожали скандалы, и каждая скрывала эту свою страсть под покровом высоконравственных суждений. Ни та ни другая ни на йоту не доверяли друг другу, но, без сомнения, получали удовольствие от взаимного общения. У обеих была совершенно различная манера вести беседу. Элеонора ни при каких обстоятельствах не расставалась со своей маской святоши, и даже когда она хотела нанести удар, то никогда не делала этого в открытую. Зато Идрис Кампанула была одной из тех женщин, которые гордились своей прямотой. Она постоянно твердила, что является человеком откровенным, и любила повторять, что “привыкла лопату называть лопатой”, а в моменты наибольшего вдохновения добавляла, что её кузен, генерал Кампанула, однажды сказал ей, что она превзошла себя и назвала лопату “лопатищей”. Она культивировала в себе эту грубоватую прямолинейность, которая вряд ли могла бы обмануть многих, но среди наиболее бесхитростных её знакомых сходила за чистую монету. Правда была в том, что Идрис Кампанула оставляла за собой право выражаться в таком духе, но была бы очень разгневана, если бы кто-либо ответил ей подобным образом.