«Бред какой-то, - подумал полковник. - Черт-те что в голову лезет. Так и рехнуться недолго! И наплевать, какая разница, в конце концов, ну, погибну, с кем не бывает».
И все-таки так вот, нелепо и беспомощно, погибать не хотелось.
Чужак стремительным рывком преодолел расстояние до станции и теперь неподвижно висел в паре километров от нее, окутанный полупрозрачной защитной аурой, словно вмерзшее в лед насекомое. Казалось, он с брезгливым любопытством рассматривал агрессора, прежде чем приложить его как следует. Это было оскорбительно, так что полковник снова выругался. Чужак, словно услышав, скачком сменил позицию, переместившись на несколько градусов по азимуту, на миг сбросил защиту и аккуратно отсек раскинутые плавники солнечных батарей станции. Сделал он это легко, даже изящно, будто опытный фехтовальщик стремительным и незримым толедским клинком обрубил уши деревенскому увальню, посмевшему помочиться при даме его сердца. Только вот не уши надо было рубить наглецу, ох, не уши!
За то короткое мгновение, пока чужак оставался без своей льдистой, дымчатой брони, полковник успел поймать его в прицел и воткнуть длинную очередь прямо в голову бескрылой космической стрекозы. Опасно загудел корпус старенького модуля, отзываясь на работу автоматической пушки.
- Эх, Камрад ты, Камрад, экий же ты дурачина, Камрад… - давя на электроспуск, повторял полковник, обращаясь неизвестно к кому, не то к коту, оставшемуся на далекой Земле, не то к незадачливому чужаку, так бессмысленно подставившемуся под выстрелы, а может быть, к самому себе.
Полковнику показалось, что чужак даже задергался под ударами 23-миллиметровых бронебойных снарядов, но, наверное, только показалось. Мало ли что кажется человеку перед смертью…
И тут с флагмана чужаков ударило зло, ожидаемо, невидимо и страшно, и станция «Алмаз-6» перестала существовать в том виде, в котором была создана человеческими руками.
Последнее, что понял полковник - задание он перевыполнил, а стало быть, провалил.
12.
Над поляной без видимой опоры висел небольшой кусок светлого оплавленного металла с радужными вкраплениями меди, стекла и еще чего-то непонятного, черного и обугленного. Пространство вокруг него было темным, с живыми крупными глазками нездешних звезд, а дальше светлело, переходя в обычное, сквозь темную бездну начинали просвечивать деревья, и уже метрах в десяти от артефакта космос сходил на нет, уступая обычному среднерусскому небу.
Двое стояли на небольшой утоптанной площадке и смотрели на размытую черную проталину космоса в золотистом воздухе сентябрьского вечера.